— Вот здорово! — обрадовался Бергиль. — Мальчишкам теперь не разрешают выходить за Ворота без старших. Отсюда будет лучше видно.
За воротами вдоль края дороги и вокруг большой мощеной площади, где сходились все пути, ведущие в Минас-Тирит, стояла большая толпа. Все взгляды были устремлены на юг, и вскоре поднялся ропот:
— Вон – пыль, пыль! Идут!
Пиппин и Бергиль пробрались в первые ряды и ждали. Вдалеке затрубили рога, и до Ворот докатился приветственный гул, словно поднялся ветер. Потом громко запели трубы, и вокруг закричали:
— Форлонг! Форлонг!
Пиппин спросил:
— Что они говорят?
— Пришел Форлонг, — ответил Бергиль, — старый толстый Форлонг, повелитель Лоссарнаха. Там живет мой дед. Ура! Вон он! Добрый старый Форлонг!
Во главе отряда выступал огромный конь с мощными ногами, а на нем сидел невероятный толстяк с широкими плечами, немолодой, седобородый, однако же одетый в кольчугу и черный шлем и вооруженный длинным тяжелым копьем. За ним гордо маршировала пыльная колонна вооруженных до зубов людей с большими секирами. У идущих были угрюмые лица, а сами они были ниже и смуглей гондорцев.
— Форлонг! — кричали встречавшие. — Верное сердце, истинный друг! — Но когда лоссарнахцы прошли, послышалось бормотание: — Так мало! Всего две сотни – что это? Мы надеялись, что придет в десять раз больше. Это все из-за новостей о Черном флоте. Они смогли уделить лишь малую часть своей силы. Но лучше мало, чем ничего.
А отряды все шли; их встречали приветственными криками. В Ворота вливались жители Внешних земель, явившиеся в мрачный час защищать столицу Гондора. Но их было чересчур мало, гораздо меньше, чем надеялись горожане, меньше, чем требовалось. Жители долины Рингло шли пешком за сыном своего повелителя, Дерворином, – триста человек. С нагорий Мортонда, из Блэкрутской долины, прибыл высокий Дуинхир с сыновьями, Дуилином и Деруфином, и пятью сотнями лучников. Из Анфаласа, с далекого Лангстранда, тянулась длинная цепочка самого разного люда – охотников, пастухов, жителей маленьких деревушек, —вооруженного скудно, за исключением челядинцев Голасгиля, их предводителя. Из Ламедона явилась кучка угрюмых горцев без вождя. Рыбаки из Этира, несколько сотен снятых с судов моряков. Хирлуин Прекрасный с зеленых холмов Пиннат-Гелина, а с ним три сотни нарядных людей в зеленых одеждах. И последний, самый гордый – Имрахиль, великий князь Дол-Амрота, родич повелителя Гондора, под золочеными знаменами с изображением Корабля и Серебряного Лебедя, с отрядом рыцарей в полном вооружении на серых конях. А за ними – семьсот вооруженных воинов, высоких, сероглазых и темноволосых.
И все – меньше трех тысяч. Больше некому было прийти. Крики и топот затихли в городе. Зрители некоторое время стояли молча. В воздухе стояла пыль – ветер утих, и вечер был душный. Приближался час закрытия ворот. Красное солнце опустилось за Миндоллуин. Тень накрыла Город.
Пиппин задрал голову, и ему показалось, будто небо стало пепельно-серым, словно над ними нависло огромное облако пыли и дыма, едва пропускавшее свет. Но на западе это марево пылало, подожженное лучами закатного солнца, и в тлеющей россыпи пылающих углей чернел Миндоллуин.
— Ясный день несет грозу, к ночи грянет буря гневна! — вслух припомнил Пиппин, забыв о мальчике.
— Ох, грянет, если до вечернего колокола я не вернусь, — подтвердил Бергиль. — Пошли! Уже трубят к закрытию Ворот.
Рука об руку они последними прошли перед закрытием в город, а когда достигли улицы Ламповщиков, все городские колокола торжественно зазвонили. В многочисленных окнах вспыхнули огни, а из домов и казарм донеслось пение.
— До завтра, — сказал Бергиль. — Передайте привет отцу и поблагодарите за посланного им товарища. Завтра приходите снова, ладно? Эх, если б не война! Тогда мы смогли бы весело провести время. Поехали бы в Лоссарнах, в дом моего деда, там так хорошо весной, когда поля и леса в цвету. Но, может быть, мы еще побываем там вместе. Нашего повелителя никому не победить, а отец у меня очень храбрый. До свидания! Возвращайтесь!
Они расстались, и Пиппин поспешил в цитадель. Путь показался хоббиту долгим, он вспотел и сильно проголодался. Быстро стемнело. В небе не было ни звездочки. К обеду в отряде Пиппин опоздал, но Берегонд встретил его с радостью, усадил рядом с собой и принялся расспрашивать о сыне. После трапезы Пиппин совсем немного посидел и распрощался – его охватило странное уныние, и ему очень захотелось увидеть Гэндальфа.