— На сей раз, возможно, мне позволят пройти, — возразил Арагорн, — во всяком случае, я рискну. Никакая иная дорога мне не подходит.
— Но это безумие! С вами славные и доблестные люди, они нужны на войне, а вы уведете их в тень. Прошу вас, останьтесь и поезжайте с моим братом. Тогда наши сердца возрадуются, а надежда окрепнет.
— Это не безумие, благородная госпожа, — отвечал он, — ведь я иду назначенной мне дорогой. А те, кто идет со мною, делают это по доброй воле: если сейчас они захотят остаться и ехать с рохирримами, они вольны это сделать. А я, буде нужда, и один пойду Тропами Мертвых.
Больше они ни о чем не говорили и ели в молчании, но взгляд Эовин не отрывался от Арагорна, и все видели, как она терзается. Наконец гости встали, поблагодарили хозяйку за заботу и отправились отдыхать.
Но когда Арагорн подошел к шатру, раскинутому для него, Леголаса и Гимли, и его товарищи вошли внутрь, Скитальца окликнула благородная Эовин. Он обернулся и увидел ее смутным призраком в ночи, ибо Эовин была в белых одеждах; но глаза ее горели огнем.
— Арагорн, — сказала она, — зачем вы идете этой гибельной дорогой?
— Затем что должен, — ответил он. — Только так я надеюсь исполнить свое предназначение в войне с Сауроном. Не я выбираю опасные тропы, Эовин. Если бы я шел, куда хочу, я бы бродил сейчас далеко на севере, в прекрасной долине Ривенделла.
Некоторое время она молчала, как бы обдумывая его слова. Потом вдруг взяла его за руку. — Вы непреклонны и решительны, благородный господин, — молвила она. — Таких людей по праву находит слава. — Она помолчала. — Господин, — сказала она, — если вам непременно нужно идти, позвольте мне следовать за вами. Я устала скрываться в горах и хочу смотреть в лицо опасности и битве.
— Ваш долг – быть с вашим народом, — возразил Арагорн.
— Слишком часто я слышала о долге! — воскликнула Эовин. — Но разве я не из дома Эорла, разве не умею держать меч, разве я нянька? Я долго ждала и медлила. Разве я не могу теперь вести такую жизнь, какую мне угодно?
— Мало кто способен с честью пройти через это, — ответил он. — Что касается вас, благородная госпожа, разве вы не обещали править народом до возвращения повелителя? Если бы избрали не вас, а какого-нибудь военачальника, он не мог бы отказаться и уехать, устал он или нет.
— Меня будут выбирать вечно? — с горечью спросила девушка. — Всякий раз, как всадники будут отправляться в поход, я, пока они завоевывают славу, буду беречь их дома, чтобы, вернувшись, они нашли стол и кров?
— Скоро может наступить такое время, — сказал Арагорн, — когда никто не вернется. Тогда понадобится доблесть не ради славы, ибо некому будет помнить о подвигах, совершенных при последней обороне вашего крова. Но доблесть не уменьшится от того, что не будет прославлена.
И она ответила: — Все ваши слова означают одно: ты женщина, и твоя доля – сидеть дома. Но когда мужчины с честью падут в битве, тебе позволят сгореть вместе с ним, ибо мужчинам больше не понадобится кров. Но я из дома Эорла, и я не служанка. Я умею держаться в седле, я владею мечом и не боюсь ни боли, ни смерти.
— Чего же вы боитесь, благородная госпожа? — спросил Арагорн.
— Клетки! — отвечала Эовин. — Сидеть за ее прутьями, пока не привыкнешь и не состаришься, пока не исчезнут возможность и желание вершить великие дела.
— И все же вы советуете мне отказаться от избранной мною дороги, потому что она опасна?
— Так воин может советовать воину, — сказала Эовин. — Но я прошу вас не бежать от опасности, а ехать на битву, где меч добудет вам и славу, и победу. Я не хочу видеть, как бесполезно пропадает высокая доблесть.
— Не хочу и я, — согласился он. — Потому и советую вам остаться, благородная госпожа! Вам нечего делать на Юге.
— Как и тем другим, что пойдут с тобой... Они идут лишь потому, что не хотят расставаться с тобой, потому что... любят тебя. — Она повернулась и исчезла в ночи.
Когда начало светать, но солнце еще не поднималось из-за высоких хребтов на востоке, Арагорн был готов к отъезду. Все его товарищи уже сидели на конях, и Арагорн хотел вскочить в седло, когда проститься с ними пришла госпожа Эовин, одетая, как конник, и препоясанная мечом. В руках Эовин держала чашу. Она пригубила напиток и пожелала резвости их коням, а после передала чашу Арагорну, и тот отпил из нее и сказал: — Прощайте, благородная госпожа Рохана! Я пью за счастье вашего дома, за ваше счастье и счастье вашего народа. Передайте брату – за сумеречной чертой мы встретимся вновь.