Сын мой, твой отец стар, но еще не выжил из ума. Я вижу и слышу по-прежнему хорошо, и мало из того, что ты скрыл или о чем умолчал, мне неясно. Я знаю ответ на многие загадки. Увы, увы Боромиру!
— Если то, что я сделал, вам не по душе, отец, — спокойно сказал Фарамир, — то я жалею, что не испросил вашего совета прежде, чем взвалить себе на плечи бремя столь тяжкого решения.
— А это изменило бы его? — спросил Денетор. — Я думаю, ты все равно поступил бы так же. Я хорошо знаю тебя. Ты всегда желал быть величественным и щедрым, великодушным и добрым, как короли древности. Может, так и подобает человеку высокого происхождения, могущественному, правящему в покое и мире. Но в час отчаяния за великодушие может воздаться смертью.
— Да будет так, — сказал Фарамир.
— Да будет так! — воскликнул Денетор. — Однако речь идет не только о твоей смерти, властительный Фарамир, но о смерти твоего отца и всего твоего народа, который теперь, после гибели Боромира, ты обязан защищать.
— Означает ли это, что вы хотели бы, чтобы мы с братом поменялись местами? — спросил Фарамир.
— Да, хотел бы от всего сердца! — сказал Денетор. — Ибо Боромир был верен мне и не перенимал науки колдунов. Он вспомнил бы о нужде своего отца и не расточал бы то, что послала ему судьба. Он принес бы мне ее властительный дар.
На мгновение сдержанность изменила Фарамиру. — Отец, я просил бы вас вспомнить, почему в Итилиене оказался я, а не он. По крайней мере единожды, и не так давно, осуществился ваш замысел. Поручение Боромиру дал повелитель Города.
— Не добавляй горечи в мою чашу, — остановил его Денетор. — Разве не пил я ее много ночей, полагая, что худшее еще лежит на дне? Если бы можно было все изменить! Ах, если бы оно было моим!
— Утешьтесь! — вмешался Гэндальф. — Боромир ни за что не принес бы его вам. Он умер, и умер достойно. Пусть же покоится с миром. Он протянул бы к нему руку и, завладев им, погиб бы. Он присвоил бы его, и вы не узнали бы сына, когда бы он вернулся.
Лицо Денетора стало суровым и холодным. — Боромир оказался не столь уж послушным, не так ли? — негромко спросил он. — Но я, его отец, говорю: он принес бы его мне. Может быть, вы и умны, Митрандир, однако, при всей вашей тонкости и хитрости, не умнее всех. Мудрость можно отыскать не только в сетях колдунов или в поспешности глупцов. Я знаю больше и сужу мудрее, чем вы полагаете.
— В чем же ваша мудрость? — спросил Гэндальф.
— Ее довольно, чтобы понимать: следует воздержаться от двух опасных и безрассудных поступков. Использовать его опасно. А уж отдать его в такую пору в руки безмозглого коротыша и отправить в землю самого Врага, как сделали вы и мой сын Фарамир, – безумие.
— А что сделал бы повелитель Денетор?
— Ни то, ни другое. И уж во всяком случае ни за что не послал бы его навстречу опасности, руководствуясь лишь глупой надеждой и рискуя, что Враг, вновь вернув свою потерю, уничтожит все и вся. Нет, его следовало бы спрятать, укрыть глубоко и надежно. Я не говорю «использовать» – разве только в самом крайнем случае, – но хранить недосягаемым для Врага, так, чтобы тот сумел завладеть им лишь в случае победы столь окончательной, что то, что последует за ней, уже не потревожит нас, мертвых.
— Вы по привычке думаете лишь о Гондоре, повелитель, — сказал Гэндальф. — Но есть другие люди и другие жизни, и есть будущее. Что касается меня, то мне жаль даже его рабов.
— Но где же другие люди будут искать помощи, если Гондор падет? — спросил Денетор. — Если бы оно сейчас лежало в глубоких подземельях моей цитадели, мы не дрожали бы от страха в этой темноте, опасаясь худшего, и ничто не мешало бы нашим беседам. Если вы полагаете, что я не выдержал бы испытания, вы плохо меня знаете.
— Тем не менее я не верю вам, — сказал Гэндальф. — Не то я прислал бы его сюда, вам на хранение, и избавил бы и себя и других от больших тревог. А теперь, слыша ваши слова, я верю вам меньше прежнего... не больше, чем Боромиру. Нет, обуздайте свой гнев! Тут я не доверяю даже себе самому, я отказался от этой вещицы, даже когда ее отдавали мне по доброй воле. Вы сильны и до сих пор иногда способны владеть собой, Денетор, и все же, получи вы его, оно поработило бы вас. Даже похороненное под Миндоллуином, оно продолжало бы выжигать ваш рассудок, а ведь тьма наступает, и за ней скоро последуют худшие вещи.