Время шло. Наконец наблюдатели на стенах увидели отступление полевых отрядов. Горстки усталых и зачастую израненных людей поначалу прибывали в беспорядке; некоторые бежали со всех ног, точно за ними гнались. На востоке мерцали далекие огни. Теперь казалось, что они ползут по равнине. Горели дома и амбары. Потом из разных мест хлынули огненные речки и петляя потекли сквозь сумрак, сливаясь и направляясь к широкой дороге, соединявшей ворота Города с Осгилиатом.
— Враги, — переговаривались люди. — Стена прорвана. Вот они идут через бреши! И, кажется, несут с собой факелы. Где же наши?
Близился вечер, и было так темно, что даже самые зоркие люди в цитадели мало что могли разглядеть на полях помимо неуклонно множащихся пожаров и цепочек огней, наращивающих длину и скорость. Наконец примерно в миле от города появилась относительно упорядоченная масса людей – они шли, а не бежали, и держались вместе.
Наблюдатели затаили дыхание. «Там должен быть Фарамир, — говорили они. — Он умеет управляться и с людьми, и с конями. Он там!»
Большая часть отступающих была уже в полумиле от Города. Из полумрака позади них вылетела небольшая группа всадников – все, что осталось от арьергарда. И вновь они развернулись к наступающим шеренгам огней, чтобы дать бой. Вдруг послышались нестройные крики ярости. Появилась кавалерия Врага. Шеренги огней превратилась в стремительный поток: бесконечные ряды орков несли горящие факелы, а дикари-южане под красными знаменами, хрипло крича, мчались вперед, истребляя отступающих. С мрачного неба с пронзительным воем упали Крылатые Тени – назгулы, пикирующие на добычу.
Отступление превратилось в беспорядочное бегство. Люди мчались, не разбирая дороги, ничего не соображая, бросая оружие, крича от ужаса, падая на землю.
И тогда в цитадели пропела труба – Денетор наконец дал приказ начать вылазку. Все всадники, остававшиеся в Городе, ждали его сигнала, собравшись у ворот и в тени внешней стены. Теперь они галопом понеслись вперед и с великим криком ударили по наступавшим. Со стен донеслись ответные крики, ибо впереди под синим знаменем скакали рыцари Дол-Амрота во главе со своим князем.
— Амрот за Гондор! — кричали он. — Амрот и Фарамир!
Бурей налетели они на врага с обоих флангов отступления, но один всадник опередил всех, быстрый, как ветер в траве: его, сияющего, нес Обгоняющий Тень, и из его воздетой руки бил вновь явленный свет.
Назгулы с пронзительным сиплым криком свернули в сторону: их предводитель не ответил на белоогненный вызов своего противника. Войско Моргула, увлекшееся погоней за добычей и застигнутое врасплох в этой безумной гонке, дрогнуло и рассыпалось, точно искры под порывом ветра. Отступавшие с радостными криками развернулись и бросились на врага. Охотники превратились в преследуемых. Отступление перешло в атаку. Поле покрылось телами орков и людей, от брошенных факелов поднимался вонючий дым. Кавалерия наступала.
Но Денетор не позволил ей удалиться от Города. Хотя враг дрогнул и начал отступать, с востока подтягивались новые большие силы. Вновь пропела труба, призывая к отступлению. Гондорская конница остановилась. Под ее защитой отступавшие перестроились. Они спокойно, строем вернулись к Городу, достигли ворот и с достоинством прошли в них. Горожане с гордостью смотрели на ратников, выкрикивая похвалы, но на душе у них было тревожно: отряды сильно поредели, Фарамир потерял треть своих людей. И где он сам?
Он появился последним. Его люди прошли. Вернулись конные рыцари; последним под знаменем Дол-Амрота ехал князь. Он бережно вез перед собой подобранного на поле боя своего родича Фарамира, сына Денетора.
— Фарамир! Фарамир! — кричали люди на улицах, вытирая слезы. Но тот не отзывался, и его понесли по петляющей дороге в цитадель к отцу. В тот самый миг, когда назгулы отвернули от Белого Всадника, прилетела смертоносная стрела, и Фарамир, бившийся с предводителем харадримов, упал на землю. Лишь атака воинов Дол-Амрота спас его от красных мечей южан, которые изрубили бы лежащего.
Князь Имрахиль принес Фарамира в Белую башню, и молвил: «Ваш сын вернулся, повелитель, после великих деяний», — и рассказал о том, что видел. Но Денетор встал, и посмотрел сыну в лицо, и ничего не сказал. Он приказал устроить в своих покоях постель, и положить на нее Фарамира, и всем уйти. А сам отправился в одиночестве в потайную горницу на вершине Башни. И многие, кто в тот час обращал к ней свой взгляд, видели, что в узких окнах недолго мерцал и блестел бледный свет. Вновь спустившись, Денетор пошел к Фарамиру, и сел рядом, и долго молчал, но лицо правителя было землистым и даже более неподвижным, чем лицо его сына.