— Вперед! Вперед! — кричал Эомер. — Слишком поздно поворачивать. Болота Энтвоша защитят наш фланг. Нужно торопиться. Вперед!
Так король Теоден вышел из своего королевства. Миля за милей убегала назад дорога, один за другим проплывали мимо холмы маяков: Каленхад, Мин-Риммон, Эрелас, Нардол. Но огни их были потушены. Все земли были серыми и недвижными, и Тьма впереди становилась все глубже, а надежда — слабее в каждом сердце.
Глава IV
Осада Гондора
Пиппина разбудил Гэндалф. В комнате горели свечи, поскольку в окна проникал лишь тусклый сумрак, и воздух был тяжелым, как с приближением грозы.
— Который час? — спросил Пиппин, зевая.
— Только что минул второй, — ответил Гэндалф. — Пора вставать и привести себя в приличный вид. Повелитель Города вызывает тебя, чтобы объяснить тебе твои обязанности.
— А он накормит меня завтраком?
— Нет, накормлю я. Вся провизия строго распределена.
Пиппин печально посмотрел на маленькую лепешку и, как подумал он про себя, гораздо меньший, чем следовало бы, кусочек масла, которые лежали на столе рядом с чашкой жидкого молока.
— И зачем вы только привезли меня сюда? — сказал он.
— Ты хорошо знаешь зачем, — ответил Гэндалф. — Подальше от греха. И если тебе тут не нравится, пенять, кроме самого себя, тебе не на кого.
На это Пиппин не сказал ни слова. И после хранил молчание, пока они с Гэндалфом шли холодным коридором к дверям башни. В зале сидел опечаленный Денетор. Пиппин решил, что он напоминает старого терпеливого паука: похоже, со вчерашнего дня так и не двинулся с места. Денетор предложил Гэндалфу сесть, а Пиппин некоторое время оставался незамеченным. Наконец повелитель повернулся и к нему.
— Ну, мастер Перегрин, надеюсь, вы провели вчерашний день с пользой и в удовольствие. Хотя боюсь, что стол в этом городе скромнее, чем вам хотелось бы.
Пиппин испытал неприятное чувство: ему показалось, что большая часть сказанного и сделанного им каким-то образом стала известна повелителю Гондора. Он не ответил.
— Чем же вы станете заниматься у меня на службе?
— Я думал, сэр, что вы сами объясните мне мои обязанности.
— Объясню, когда определю, к чему вы пригодны, — сказал Денетор. — Но вероятно, это выяснится скорее, если стану держать вас при себе. Один из моих придворных эсквайров попросил освободить его от службы, так что временно вы можете занять его место. Вы будете находиться возле меня, выполнять поручения, разговаривать со мной, если война и совещания дадут мне такую возможность. Вы умеете петь?
— Да, — ответил Пиппин. — Во всяком случае, достаточно для хоббита. Но у нас нет песен, пригодных для больших залов и трудных времен, повелитель. Мы редко поем о чем-нибудь более ужасном, чем ветер или дождь, и большая часть моих песен о таких вещах, которые заставляют нас смеяться. И, конечно, о еде и питье.
— И почему же такие песни не подходят к моим залам или к этим временам? Мы, так долго жившие вблизи Тени, разумеется, с радостью станем слушать эхо земель, не тронутых ею. Это наверняка позволит чувствовать, что наша доблесть не была напрасной, хотя за нее нас и не поблагодарят.
У Пиппина сжалось сердце. Его вовсе не радовала идея петь песни Шира повелителю Минас-Тирита, особенно шуточные, которые он знал лучше всего: они были уж слишком... ну... грубоватыми для такого случая. Однако на сей раз ему не приказали петь. Денетор повернулся к Гэндалфу, расспрашивая его о рохирримах, их политике, о позиции Эомера, племянника короля. Пиппин удивлялся тому, как много знает повелитель о жизни людей, далеких от него, несмотря на то, что вот уже много лет никуда не выезжал.
Вскоре Денетор сделал знак Пиппину и отпустил его на время.
— Ступайте в арсенал цитадели, — распорядился он, — и получите там мундир и оружие гвардии Башни. Все должно быть готово. Вчера я отдал приказ. Полностью снарядившись, возвращайтесь!
Все было, как он сказал, и вскоре Пиппин облачился в необычные одежды черного цвета с серебром. Ему выдали кольчугу по росту, из стальных кованых колец, однако черную, словно гагат, и высокий шлем с маленькими крыльями и серебряной звездой. Поверх кольчуги надевался короткий черный камзол с серебряной вышивкой на груди — изображением дерева. Старую одежду у него отобрали, но разрешили взять серый плащ из Лориена, с условием не носить его, когда он на дежурстве. Он понял, что теперь действительно похож на Эрнила Ферианната, принца халфлингов, как называли его в Городе; но чувствовал себя неуверенно. Настроение продолжало портиться.