Лицо Денетора сделалось твердым и холодным.
— Боромир оказался менее послушным, не так ли? — негромко спросил он. — Но я — тот, кто был его отцом, — говорю: он принес бы ее мне. Вы, может быть, и мудры, Митрандир, однако со всеми вашими тонкостями в вас еще не вся мудрость. Мудрость может найтись и не в сетях колдунов, и не в торопливости глупцов. В этом деле у меня больше знаний и мудрости, чем вы считаете.
— В чем же ваша мудрость? — спросил Гэндалф.
— Ее достаточно, чтобы проникнуть в дело, которое два глупца пытаются скрыть. Использовать Вещь опасно. Но в наше время отдать ее в руки безмозглых халфлингов и отправить в землю самого Врага, как сделали это вы и этот мой сын, — безумие.
— А что сделал бы повелитель Денетор?
— Уж во всяком случае, не отправил бы ее в глупой надежде, рискуя обречь разрушению Мир, туда, где Враг может найти то, что потерял. Нет, ее следовало спрятать, спрятать глубоко и надежно. Не использовать, говорю я, — разве только в одном крайнем случае, — но держать в недосягаемости для Врага. Только если его победа будет несомненна и то, что последует за ней, не будет уже тревожить нас, мертвых.
— Вы по привычке думаете только о Гондоре, повелитель, — сказал Гэндалф. — Но есть другие люди и другие жизни, и время не остановилось. Что касается меня, то я жалею даже его рабов.
— Где же станут другие люди искать помощи, когда Гондор падет? — спросил Денетор. — Если бы Вещь хранилась в глубоких подземельях моей цитадели, мы не дрожали бы тут от страха перед наступлением Тьмы. Если вы думаете, что я не выдержал бы испытания, вы плохо знаете меня.
— И все-таки я не верю вам, — сказал Гэндалф. — Если бы верил, передал бы Вещь вам на хранение и избавил бы и себя и других от большой боли. А теперь, слушая ваши слова, я верю вам еще меньше, не больше, чем Боромиру. Нет, сдержите свой гнев! Я даже себе самому не доверяю в этом, я отказался от этой Вещи, даже когда ее добровольно передавали мне. Вы сильны и можете управлять собой, Денетор. Но если бы вы получили Вещь, она овладела бы вами. Даже если бы ее похоронили под Миндоллуином, она продолжала бы жечь ваш мозг во время наступления Тьмы, а ведь за нею грядут вещи и похуже.
Глаза Денетора молнией сверкнули в сторону Гэндалфа, и Пиппин вновь ощутил схватку могучих и властных. Теперь их взгляды показались ему клинками, что скрестились в ударе, рассыпая искры. Пиппин дрожал, опасаясь взрыва. Но Денетор внезапно овладел собой, лицо его вновь застыло. Он пожал плечами.
— Если бы... — проговорил он. — Что толку в словах теперь? Она ушла в Тень, и только время покажет, какая судьба уготована ей и нам. И ждать недолго. А в оставшиеся дни пускай все, кто борются с Врагом, держатся вместе и сохраняют надежду, и, даже если надежда иссякнет, можно будет по крайней мере умереть свободными. — Он повернулся к Фарамиру: — Что ты думаешь о гарнизоне Осгилиата?
— Он недостаточно силен, — сказал Фарамир. — Я уже говорил, что послал свой отряд на его укрепление.
— Думаю, этого мало, — заметил Денетор, — ведь именно туда обрушится первый удар. Там нужен сильный капитан.
— И там, и повсюду, — сказал Фарамир и вздохнул. — Увы, нет моего брата, которого я так любил! — Он поднялся. — Разрешите, отец?
Он вдруг покачнулся и ухватился за кресло Денетора.
— Я вижу, ты устал, — сказал Денетор. — Ты ехал быстро и издалека. Мне говорили, что тебя преследовали злые существа с воздуха?.. Не будем об этом, — согласился Денетор, поняв жест Фарамира. — Иди отдыхать. Силы тебе еще понадобятся.
С разрешения повелителя Города все отправились отдыхать, пока была возможность. Когда Гэндалф и Пиппин с маленьким факелом в руках шли к себе, уже царила беззвездная тьма. Они молчали, пока не закрылась дверь у них за спиной. Тогда наконец Пиппин взял Гэндалфа за руку.
— Скажите мне, — попросил он, — есть ли надежда для Фродо?
Гэндалф положил руку на голову Пиппину.
— Надежда никогда не была особенно крепкой, — сказал он. — Безумная надежда, как я уже однажды говорил. А когда услышал о Кирит-Унголе... — Он умолк и уставился в окно, словно надеялся взглядом пронзить Тьму на Востоке. — Кирит-Унгол... — пробормотал он. — Почему именно этот путь? — Он повернулся. — У меня едва не остановилось сердце, Пиппин, когда я услышал это название. Но теперь мне кажется, что в рассказе Фарамира есть что-то обнадеживающее. Очевидно, Враг наконец начал войну и сделал первый ход, пока Фродо еще на свободе. Отныне в течение многих дней внимание Его будет устремлено сюда и, стало быть, оторвется от Его собственной земли. И однако, Пиппин, я издалека чувствую Его спешку и страх. Он начал раньше, чем собирался. Что-то подтолкнуло Его. — Гэндалф постоял в задумчивости. — Может быть, даже твоя глупость помогла, сын мой. Посмотрим: пять дней назад Он обнаружил, что мы низвергли Сарумана и взяли Его Камень. Ну и что? Мы не могли воспользоваться им, не могли смотреть в него так, чтобы Он не знал. А! Я догадываюсь. Арагорн. Его время близится. И он могуч, Пиппин, он отважен, решителен и способен в случае необходимости на большой риск и на великие дела. Может быть, и так. Он вполне мог использовать Камень и показаться Врагу, бросить Ему вызов. Ну, ответа мы не узнаем, пока не прибудут всадники Рохана, если они придут не слишком поздно. Впереди у нас тяжелые дни. Спи, пока можно.