Наконец прибывшие вступили в тень седьмых ворот, и горячее солнце, сиявшее за Рекой, где Фродо шел по долинам Итилиена, здесь отражалось от гладкой поверхности, осветив многочисленные столбы и большую арку с замковым камнем, вырезанным в виде венценосной головы. Гэндалф спешился, поскольку с лошадьми входить в цитадель запрещалось, и Обгоняющий Тень после нескольких негромких слов хозяина позволил себя увести.
Стражники у ворот были одеты в черное, их головы покрывали высокие шлемы с длинными защитными пластинами, плотно пригнанными к щекам, поверх этих пластин крепились белые крылья морских птиц. Шлемы, сделанные из митрила, наследия стародавней славы, серебрились на солнце. Черные плащи украшала вышивка: под серебряной короной и звездами — дерево, цветущее белым. То была одежда наследников Элендила, и никто не носил ее во всем Гондоре, кроме стражей цитадели перед Фонтанным Двором, где некогда росло Белое Древо.
Весть о прибытии Гэндалфа и хоббита опередила их, и обоих немедленно, не задавая вопросов, пропустили. Гэндалф стремительно пересек вымощенный белым камнем двор. Приятно журчащий фонтан переливался в лучах утреннего солнца, позади раскинулась ярко-зеленая лужайка; но посреди нее, нависая над водой, стояло мертвое дерево, и капли печально падали, срываясь с его засохших и надломленных ветвей.
Пиппин, едва поспевая за Гэндалфом, взглянул на дерево. «Выглядит мрачно», — подумал он, удивляясь, почему оставили мертвое дерево в этом месте, где все остальное выглядит таким ухоженным.
«Семь звезд и семь камней, и дерево снега белей», — вспомнились ему слова, которые не так давно бормотал Гэндалф. И тут же Пиппин обнаружил, что стоит у дверей большого зала внизу светящейся башни; вслед за волшебником он миновал высоких безмолвных часовых и вошел в холодную гулкую тень каменного дома.
Они прошли по мощеному коридору, длинному и пустому, и Гэндалф тем временем негромко наставлял Пиппина:
— Будь осторожен в выборе слов, мастер Перегрин! Сейчас не время для хоббитских дерзостей. Теоден — добрый старик. Денетор — совсем иного сорта: гордый и проницательный, человек с гораздо более древней родословной и гораздо могущественней, хотя и не называет себя королем. Он станет говорить в основном с тобой и подробно расспрашивать тебя, поскольку именно ты можешь рассказать ему о его сыне Боромире. Он крепко любил его. Может быть, слишком крепко, и главным образом потому, что они были очень похожи. Но эта любовь не заставит его забыть о том, что у тебя легче выведать все необходимое, чем у меня. Не говори ему больше, чем спросит, и ни слова о том, что поручено Фродо. В должное время я поговорю с ним об этом. И ничего не говори об Арагорне.
— А почему? При чем тут Скороход? — прошептал Пиппин. — Он ведь собирался прийти сюда, разве не так? Да и наверняка придет.
— Возможно, возможно, — сказал Гэндалф. — Хотя если придет, то путем совершенно неожиданным, в том числе и для Денетора. Так будет лучше. Во всяком случае, мы не должны извещать о его приходе.
Гэндалф остановился перед широкой дверью из полированного металла.
— Послушай, мастер Пиппин, сейчас уже нет времени преподавать тебе историю Гондора, хотя было бы лучше, если б ты понаторел в ней, вместо того чтобы разорять птичьи гнезда, прогуливая уроки в ширских лесах. Делай, как я велю! Весьма неразумно, когда приносишь могущественному повелителю весть о смерти его наследника, разглагольствовать о ком-то, кто может явиться и предъявить права на корону. Ясно?
— На корону? — удивленно спросил Пиппин.
— Именно, — подтвердил Гэндалф. — Если в последнее время ты ходил с заложенными ушами и ничего не соображал, очнись хоть сейчас!
Он постучал в дверь.
Дверь открылась, но того, кто ее отворил, не было видно. Пиппин заглянул в большой зал, освещенный двумя рядами глубоких окон с обеих сторон, за высокими колоннами, поддерживавшими кровлю. Высеченные из цельных кусков черного мрамора, они поднимались к роскошным капителям, украшенным резными изображениями удивительных животных и растений. Далеко вверху в полумраке широкий свод мерцал тусклым золотом с плавным многоцветьем узорчатых инкрустаций. В этом огромном торжественном зале не было ни одного ковра, ни одного занавеса, ни одной вещи из ткани или дерева. Между колоннами безмолвным строем стояли высокие статуи, высеченные из холодного камня.