Впустую люди яростно потрясали кулаками в сторону врагов, толпившихся перед воротами. Те не обращали внимания на проклятия, да и не понимали здешнего языка, а их собственные хриплые выкрики напоминали вопли хищников или пожирателей падали. Но вскоре мало осталось в Минас-Тирите таких, кто мог бы бросить вызов врагам. У Темного Лорда было и другое оружие, более быстрое, чем голод: ужас и отчаяние.
Снова появились назгулы, и, по мере того как Темный Лорд разворачивал свои силы, их голоса, выражавшие лишь Его волю, наполнялись злом и ненавистью. Они кружили над Городом, как грифы, ожидающие своей доли — человечьего мяса. От их голосов сотрясался воздух. С каждым новым криком становилось все труднее их выносить. Наконец даже самые сильные воины стали падать на землю, когда скрытая угроза пролетала над ними, или останавливались, выронив оружие из онемевших рук, а разум их затягивала тьма, и они больше не думали о войне, а только об укрытии, о бегстве, о смерти...
На протяжении всего этого черного дня Фарамир лежал в Белой Башне, сжигаемый лихорадкой. Кто-то сказал, что он умирает, и скоро это повторяли все люди на стенах и улицах. Рядом с ним сидел его отец, молчал, смотрел на него и совершенно не интересовался обороной Города.
Никогда, даже в плену у урук-хай, не переживал Пиппин таких мрачных часов. Его обязанностью было ждать повелителя, и он ждал, по-видимому забытый, стоя у двери в неосвещенной комнате и стараясь справиться с собственным страхом. Хоббит смотрел, и ему казалось, что Денетор стареет на глазах, словно что-то согнуло его гордую волю и разрушает его строгий ум. Может, это было результатом горя и раскаяния. Пиппин видел слезы в этих глазах, никогда прежде не ведавших плача, и это было еще тяжелее, чем гнев.
— Не плачьте, повелитель! — запинаясь, пробормотал он. — Может, он еще поправится. Вы спрашивали Гэндалфа?
— Не успокаивайте меня колдунами! — ответил Денетор. — Надежды глупцов развеялись. Враг нашел его, и теперь приумножил свое могущество. Он видит все наши мысли. Все, что мы делаем, обречено на поражение. Я послал моего сына, не поблагодарив и не благословив его, послал в пекло, и вот он лежит с ядом в жилах. Нет, чем бы ни кончилась война, моя роль в ней сыграна, а дому наместников пришел конец. Низкие люди будут править последними остатками королевства, прячась в холмах, пока их всех не переловят.
К дверям подходили люди, звали повелителя Города.
— Нет, я не выйду, — отвечал он. — Я должен оставаться возле сына. Может, он еще заговорит перед смертью. Конец близок. Слушайтесь кого угодно, хоть бы и Серого Дурня, все равно нет никакой надежды. Я остаюсь здесь.
Так Гэндалф принял на себя командование последней обороной столицы Гондора. И где бы он ни появлялся, люди приободрялись и Крылатые Тени уходили из их памяти. Без устали сновал он от цитадели к воротам, с севера на юг вдоль стен. Вместе с ним был принц Дол-Амрота в своей сверкающей кольчуге. Он и его рыцари по-прежнему вели себя как повелители, представляющие расу Нуменора. Люди, видевшие их, шептали:
— Старые предания говорили правду: в жилах этого народа течет кровь эльфов, потому что обитатели Нимродела жили когда-то в этой земле.
И они вспоминали и пели строки легенд о Нимроделе или другие песни долин Андуина давно минувших годов.
Но когда уходили эти смельчаки, Тень снова смыкалась над людьми, сердца их холодели и слава Гондора превращалась в пепел. Так медленно переходили тусклые дни страха в тьму ночей отчаяния. Теперь в первом круге Города уже не тушили пожары, и у гарнизона на внешней стене во многих местах были отрезаны пути отступления. Но мало кто оставался на своих местах, большинство бежало за вторые ворота.
А враги вдали от битвы быстро перекинули мосты через Реку, и весь день по ним подходили войска и подвозилось оружие. Наконец в середине ночи начался штурм. Авангард нападающих прошел через огненный ров по многочисленным мосткам. Враги двигались вперед, попадая в пределы досягаемости лучников, но не обращая внимания на потери. Впрочем, мало осталось таких, кто мог бы приносить им существенные потери, хотя свет огней превращал нападающих в отличную цель для лучников, чьим искусством некогда гордился Гондор. Почувствовав, что сопротивление Города слабеет, невидимый Капитан посылал вперед свои силы. Медленно катились вперед во мраке большие осадные башни, сделанные в Осгилиате.