Потом баба Вера много лет проработала в детском доме, и всегда с особой любовью она относилась именно к тем детишкам, в ком угадывала сложный характер, непростую судьбу… Она же воспитала, «поставила на ноги» моего отца, после того как он в десять лет остался без матери — родной сестры бабы Веры.
На склоне лет она страдала грудной жабой, или стенокардией. И вот «поперек страданий» — на руках у нее оказывался частенько мой брат, — маленький Алеша. Я, конечно, оказывался тоже, но я был совсем маленький — несмышленыш, а вот Лешка успел с бабой Верой сдружиться. Он уже внимательно слушал сказки в ее исполнении, повторял понятое по-своему: «Там чудеса, там Лешка бродит…» — и внимательно и серьезно крутил зеленую пуговицу на вязаном жилете бабушки Веры.
Бабушка молча ждала, когда пуговица будет откручена окончательно, и в свободное время терпеливо пришивала ее снова… И снова… И снова…
Но однажды мальчик Леша назвал бабушку Веру дурой, и она, ничего не видя перед собой, села раскладывать на ломберном столике пасьянс.
Леша ходил по комнате, смахивал на пол игрушки, всеми силами стремясь обратить на себя внимание, но все напрасно — бабушка Вера скрепя сердце делала вид, что не замечает того единственного, кто удерживал ее еще в этом мире.
Тогда единственный не выдержал и убежал с нахлынувшими слезами к маме:
— Мама, почему бабушка Вера со мной не разговаривает?
— А я не знаю, — ответила мама, — должно быть, ты ее огорчил чем-нибудь.
И тогда мальчик Леша, потоптавшись и перешагнув через порог своей маленькой гордости, вступил в комнату бабушки и впервые пролепетал такое трудное, но важное: «Прости!».
Через минуту они выходили сияющие и счастливые: бабушка Вера с Алешей на руках и Алеша, с зажатой между пальцами зеленой пуговицей…
Бабушка Вера умерла ночью так тихо, что никто не заметил. Она жестоко страдала перед смертью, задыхалась и не могла лежать, только полусидела на своих подушках. Лицо ее было измождено болезнью, и она не хотела пугать детей — попросила не пускать их к себе. И это, должно быть, мучило ее еще больше… Ночью маме, спавшей в соседней комнате, прислышалось во сне, что баба Вера ее зовет: «Валя, Валя!..». Мама встала, пошла в бабушкину комнату и включила свет. Баба Вера лежала ровненько, «как по струночке», аккуратно сложив на груди руки, и лицо ее выражало такое умиротворение, такой неземной восторг, что мама долго стояла притихшая и изумленная.
Баба Вера никогда не говорила о своей вере и вообще очень мало — о самом сокровенном, важном в жизни. Эпоха научила ее молчать, но когда мой будущий отец спросил: «Что такое Церковь?» — она отвела его в храм… И пусть через много лет, но отец в этот храм вернулся…
Баба Вера умерла так, как будто сознательно и терпеливо несла свой крест и точно знала, куда идет…
Потом я помню нашу детскую спаленку и отца… он говорил, что бабы Веры больше нет с нами, и по лицу его текли слезы. Но мы с братом еще не могли понять, что значит смерть. Нас только удивило, что в бабушкиной комнате нет теперь кровати с металлическими шишечками, и мы с шумом побежали смотреть на непривычную, прощальную пустоту комнаты.
Лишь позже, через неделю, мальчик Леша заплакал ночью, сперва про себя, а потом и в голос, а когда пришла встревоженная мама, спросил:
— Мамочка, где бабушка Вера? Мне ее почему-то так жалко!
* * *
Прошло много лет, и когда умер при родах наш долгожданный сыночек, наш Илюшенька, как-то так сложилось, что похоронили мы его рядом с бабой Верой… словно и там — в лучшем мире — Господь даровал ей возможность утешать малышей с непростой судьбой.
ЛЮБОВЬ
Во всем виноваты девчонки и, конечно, любовь. Я учился во втором классе самой раздолбайской в городе школы, когда со мной случилась беда. Представьте себе, жил человек, в носу ковырялся, таскал домой трудовые трояки, горя не знал и вдруг — на тебе, точно обухом по голове — влюбился. А ведь это, напомню, не в 16-17 лет, когда уже пора, а в восемь!
Но надо сказать, что девочка была действительно очень красивая и какая-то особенно — как мне казалось тогда — одухотворенная. Как сейчас помню ее очаровательную головку на тонкой лебединой шее, поэтический профиль… Словом, самая красивая девчонка в классе… Да что я говорю «самая», она вообще была единственная из всех девчонок на свете. И точно в противовес этой возвышенности учитель всякий раз будто дергал меня за ногу, возвращая на землю, когда вызывал по журналу — Серякова! Да уж, вот такая фамилия, что поделаешь.