С профессором философии не спорили, но молча слушали, медленно потягивая пиво или вино. В эти вечерние минуты казалось пассажирам, что корабль наполнен тенями погибших миллионов, поднимающихся в сумерках из морской пучины. Это было очень романтично и поучительно.
Но сегодня кто-то завел разговор о черных птицах с собачьими головами и мерзкими кожистыми крыльями. Принялись рассуждать: мутанты это или неизвестные ранее формы жизни, вырвавшиеся из каких-то темных недр? Как они могут обитать среди этих мертвых вод и зачем преследуют «Марию Селесту»?
— Я знаю, что это за птицы, — вдруг подал голос немолодой мужчина. — Семейное предание баронов Вилдфангов описывает их как птиц сатаны. Всех нас ждет скорая гибель, — столь же неожиданно оборвал он свою речь.
— Вы и вправду верите в древние легенды, барон? И как они могут быть связаны с нами и нашим путешествием? — спросила флегматичная фрау Кох, супруга бранденбургского пивовара Отто Коха.
— Не знаю, фрау, верю я или нет. Только когда эти птицы кричат, мне начинает казаться, будто я совершил страшное преступление и мне нет больше места на Земле.
Некоторые пассажиры тут же поспешили признаться, что крик этих мерзостных тварей будит в них точно такие же чувства. Даже фрау Кох призналась, что, хотя она в жизни не обидела и мухи — разве что один раз ткнула носом свою болонку в лужу, которую та наделала на полу в гостиной, да и то в воспитательных целях, — она, слыша эти истошные крики, чувствует себя жуткой преступницей. «Словно я отравила ядом дюжину человек».
— Что ты такое говоришь, Брунгильда! — возмутился ее супруг Отто. — Господа могут подумать, что я подмешиваю в наше пиво какую-нибудь гадость! Смею заверить вас, господа, пиво «Отто» самое экологически чистое, самое проверенное живое пиво…
Пронзительный вопль заставил всех вздрогнуть.
— Никогда раньше они не кричали в темноте, — тихо произнес адвокат из Ростока.
— А что если они нас слышат? И знают, что мы сейчас говорим о — предположила фрау Кох.
В наступившей тишине раздался нарочитый смех профессора Вальтера:
— Господа! Прекратите молоть вздор. Если вы наделены хотя бы малой толикой воображения, вы должны увидеть в этих птицах могучих ангелов смерти. Ведь кто иной должен парить над этими мертвыми водами, ставшими могилой для миллиардов жизней, я имею в виду не только человеческих, но и всех тварей земных и морских! Уверен, они нам указывают…
— Дорогу в ад, — тихо произнес барон Вилдфанг.
— Фи, барон, на морском лайнере — и в ад? Право, вы начитались дурных романов, — возмутилась фрау Кох. — На кораблях не плавают в ад!
Поддержать тему ночных птиц больше никто не пожелал, и разговор скомкался. Когда смотровая палуба опустела, к сидевшему у самого экрана барону подошел стюард и, отчего-то волнуясь, сказал:
— Вы произвели удивительное впечатление, господин барон. В который раз плыву «Новой Атлантидой», но этих птиц вижу впервые. Я думаю, господин барон, мы все погибнем. Потому что мы прокляты. Наш лайнер плывет… в ад! — Стюард испугался своих слов и поспешно убежал.
— Знал бы ты, насколько ты прав, стюард по имени Пьер Лармю, — тихо произнес Вилдфанг.
Барон держал на коленях ноутбук, на экран был выведен список пассажиров и команды «Марии Селесты». Как-то выходило, что все они имели общих предков. Точнее, их предками были всего несколько человек из числа слуг барона Вилдфанга и самого барона, загубивших в 1199 году от Рождества Христова семейство герцога Шварценбюргского. Побуждаемый странным, маниакальным интересом к ной родовой легенде, барон много лет собирал сведения обо всех участниках того страшного преступления и их потомках. Оказалось, что всем им и во все времена чрезвычайно везло. Никто не умер насильственной смертью, не испытал нищеты или тяжелой мучительной болезни. Даже чума тринадцатого века, опустошившая пол-Европы, не тронула потомков предателей. И нынешняя планетарная катастрофа миновала их стороной. Когда барон, сверившись со списком, обнаружил, что все известные ему ныне здравствующие потомки собрались на борту «Марии Селесты», он испытал ощущение, подобное падению в бездну.
В полночь громаду океанского лайнера сотрясли три глухих удара, разбудив пассажиров и команду. Испуганные люди бросились на палубы — им казалось, корабль тонет. Внезапно четвертый, самый сильный удар потряс защитный экран лайнера, глубокая трещина от борта до борта прорезала толстый освинцованный колпак. Все огни погасли. Лишь окно капитанской рубки источало мертвенно-голубоватое свечение. С десяток пассажиров, что смогли разобраться в сплетении коридоров и трапов, добрались туда вместе с офицерами корабля. Когда же вошли, обнаружили посреди рубки сияющий гроб. И в нем лежал человек в старинном камзоле, а рядом стояла медсестра.
— Что это, что это такое? — ужаснулся старший помощник. — Где капитан?
— Я ваш капитан! — раздалось из гроба.
Человек в старинном камзоле стал медленно подниматься. Подниматься так, будто земное притяжение не властно над ним.
После этих слов все, кто в панике толпился на палубах или обливался ледяным потом в каютах, замерли. В невозможной тишине послышалось пение. Женский голос выводил тоскливую, заунывную мелодию, в которой можно было понять лишь немногие слова — язык был старогерманский. Бледная звездочка опустилась на «Марию Селесту», проникла сквозь экран и повисла над палубами.
— А вот и недостающее звено, — еле слышно пробормотал барон Вилдфанг, стоявший в дверях рубки.
Бледная звездочка увеличилась, приняла сперва очертания древней руны наутиз, скошенного креста, — руна поворачивалась вокруг своей оси, так что крест косил то вправо, то влево, — а затем превратилась в женскую фигуру в развевающихся, словно на ветру, одеждах. Человек из гроба указал на нее рукой:
— Вот ваша хозяйка. Вы сделаете то, что она вам прикажет.
Медсестра, стоявшая в изголовье гроба, согласно кивнула.
Барон шептал:
— Вильгельмина, невеста молодого Гюнтера Шварценбюргского, оказалась бесплодной и не оставила потомков. Казалось, из всех убийц злой рок настиг только ее. И вот она пришла за нами… пришла за нами…
— Что вы говорите? — расслышал его стоявший рядом Вальтер. — Человек из гроба — мой старый приятель, Гюнтер. Все это восхитительный аттракцион. Гюнтер! — позвал он. — Узнаешь ли своего друга Вальтера? Вспомни нашу службу в госпитале… наши вечерние беседы!
Но Гюнтер лишь покачал головой и ничего не ответил.
В это время раздался всепроникающий голос призрака Вильгельмины, низкий, холодный, как смерть:
— Убийцы, потомки убийц! Пр оклятые! Мои рабы, следуйте за мной.
Призрак колыхнулся и медленно поплыл прочь. Люди на палубе зашевелились, двинулись следом. Они кричали, они сыпали проклятиями, они цеплялись за поручни, но руки скользили, словно поручни сделались призрачными. Как и всё на корабле, за что можно было бы ухватиться, где можно было бы спрятаться. И, дойдя до стеклянного колпака, на котором треугольным флагом багровела руна турисаз, исчезали бесследно.
— Гюнтер, дружище! — отчаянно взывал Вальтер к старому другу. — Перестань! Не надо! Ты же знаешь, я ни в чем не виноват! Я всего лишь дурак-философ! Ну, пощади же. Я никого не убивал! Даже если я потомок, сам я никого не убивал! Так не должно быть, в этом нет справедливости!
— Прощай, Вальтер, — ответил человек в камзоле. — Ни ты, ни я не в силах ничего изменить. И разве не твой прадед, проведя в далеком военном году магический обряд, пробудил к жизни заклятие возмездия?