— Будет лучше, если ты снимешь с лица мумии повязки, — заметил мой друг.
Я последовал совету, аккуратно отогнул льняную ткань и застыл, не в силах вымолвить ни слова. Адам старался не смотреть мне в глаза. В его взоре блуждало выражение страха.
Сознанию было невероятно сложно смириться с тем, что лежащее перед нами тело — вполне материальный осязаемый объект, который можно было потрогать, — принадлежало не человеку. Точнее, не тому, кого наука называет homo sapiens, человек разумный. И даже не тому, кто был нашим предком, — кроманьонцу. Это существо, очевидно, было неандертальцем, которые исчезли несколько десятков тысяч лет назад. Но мы созерцали мумию, созданную по всем классическим правилам античных мастеров. Я был практически на сто процентов уверен в способе, которым была изготовлена мумия. Но как эту операцию смогли осуществить с телом неандертальца, от которого к существованию Древнего Египта вообще ничего не должно было остаться, кроме горстки праха? А если бы даже и осталось, то с чего бы древним египтянам оказывать ему такие почести?
— У меня нет собственных соображений, и полагаю, тебе тоже нечего сказать, — заговорил Мейнингер. — Поэтому придется изложить кое-что из текста Лоди. Согласно персу, это вполне реальный исторический персонаж. Впрочем, слова «реальный исторический» надо понимать по-особому — для Ширхана реальными были не признаваемые нашими учеными мужами Атлантида, а также ее предшественница — так называемая Капсийская империя.
— Цивилизация негроидов, захватившая в мезолите огромный ареал: почти всю Европу, Центральную Азию, Ближний Восток и Северную Африку? Кажется, это плод фантазии оккультистов, — отозвался я.
— Гм… раньше я тоже был в этом убежден. Но сейчас уверенности поубавилось. Интересно, что у капсийцев была очень могущественная магия — один из источников их силы. Можно предположить, что они переняли ее у неведомой нам неандертальской цивилизации, которая была более развитой, чем современная человеческая. Кстати, как ты знаешь, объем мозга у неандертальцев был больше, нежели у кроманьонцев.
— У китов он тоже больше, — пожав плечами, возразил я. — Ну и что это доказывает?
— Ничего, кроме того, что наши представления о разумности живых существ весьма ограниченны. Впрочем, сейчас это не важно.
Как у капсийцев именовали это существо, пришедшее из тьмы древности, Ширхан не говорил. Зато перс был абсолютно уверен, что тот, кого мы сейчас называем неандертальцем, родился пятьсот веков назад, побывал в Лемурии, Гиперборее, My и Капсийской стране, где стал первым марабу — колдуном, распространившим отвратительные мистические церемонии среди темнокожих племен, отголоски которых сегодня проявляются в культах типа вуду и других, менее известных, но гораздо более ужасных.
Мало того, именно был то ли жрецом, то ли земной материализацией Мененхеба — чудовища, которому поклоняются зависшие между жизнью и смертью сущности. Пересекший невообразимое число эпох монстр — земное воплощение духа демона Мененхеба — дожил до фараонов Египта и пользовался мрачной славой до времен тринадцатой династии. Египтяне нарекли его Наафранх, что значит «оживший мертвец», — своеобразное имя, не правда ли? Возможно, именно Наафранх научил людей (не только египтян, но и представителей многих других этносов) искусству мумификации как одному из способов сохранить тело покойника до оживления.
Видимо, не всем жителям Древнего Египта пришлись по вкусу демонические церемонии Наафранха и его последователей. По приказу фараона Хенджера его казнили, однако труп Наафранха был похищен его разноязыкими рабами (часть которых составляли реанимированные твари, причем не только человекообразные), мумифицирован и уложен в изготовленный в незапамятные времена саркофаг, спрятанный в древнем пустынном дольмене.
Египтяне, однако, спустя некоторое время отыскали дольмен, и между ожившими мертвецами и воинами фараона состоялась жестокая битва, в которой гнусные отродья потерпели поражение, причем их тела были буквально искромсаны и раздавлены победителями, опасавшимися новых оживлений. Самые мудрые маги Египта, чтобы воспрепятствовать повторному возрождению Наафранха, составили специальные заклинания, которые высечены на стенках саркофага в виде таинственных пиктограмм.
— Любопытная легенда, — произнес я. — Я предвкушаю фурор, который произведет выставка этой мумии в музее. Кстати, а куда вложили извлеченные внутренности Наафранха? Обычно египтяне помещали их в четыре специальные вазы, но я не вижу их среди твоих находок.
— Не берусь утверждать однозначно, но есть версия, что големы-мертвецы спрятали их вот в эту статую, стоявшую внутри захоронения Наафранха. Кстати, это и есть его изображение. — С этими словами Адам указал мне на второй предмет своего набора.
Назвать статуей его можно было с большой долей условности. Он напоминал человеческую фигуру, хотя с заметно нарушенными очертаниями, но судить о том, что этот предмет изображал в действительности, было невозможно. Вещество, из которого была выполнена статуя, напоминало тектит — стекловидный камень, оплавившийся при огромной температуре. Такие камни обычно связаны со следами падения метеоритов, и даже существует мнение, что тектиты формируются в далеком космосе, сотни тысяч лет носятся в составе кометных ядер в межзвездном пространстве и иногда изливаются на Землю ливнем стеклянных тел и обломков. Проблема в том, что тектитов такого размера еще никогда не находили. Что же это была за комета, принесшая столь огромный кусок? И откуда она прилетела?
Весь рельеф поверхности скульптуры был стерт и нивелирован. В статуе отсутствовали даже намеки на полости или отверстия, в которые можно было положить хоть какую-то вещь.
— Ты шутишь, — с недоверием сказал я. — Разве туда что-нибудь влезет?
— Я бы не стал, подобно тебе, так безапелляционно называть историю о Наафранхе легендой. И вот почему. В прессе ты наверняка встречал сообщения о сильном шуме и загадочной молнии в зоне работ моей экспедиции. Дело в том, что я один из немногих людей, кто способен рассказать правду об этих явлениях. Кто знает, как выглядела эта статуя в первозданном виде? На каких планетах ее сотворили? Как она попала на комету, занесшую ее к нам? Сейчас ее голова представляет собой на первый взгляд монолитный шар. Между тем, когда мы спустились в склеп, у этой фигуры была разинута пасть, причем она смотрелась столь угрожающе и мерзко, что у меня не возникло желания изучить скульптуру повнимательнее. — (При этих словах Мейнингера я с досадой покачал головой.) — Когда мы решили вскрыть саркофаг и немного сдвинули его крышку, на мгновение в помещении установилась непроницаемая тьма, а затем ее разорвал лиловый луч поразительной яркости, который с оглушительным грохотом ударил из гробницы вверх и, едва коснувшись, заплавил рот статуи (я полагаю, специально для того, чтобы скрыть от нас ее содержимое). Затем он пробил потолок и, достигнув бог знает какой высоты, исчез в небе.
Откровенно говоря, сначала у нас возникло желание закрыть саркофаг и навсегда бросить его в склепе. — (Услышав эти слова Адама, я судорожно дернулся.) — Но спустя некоторое время наш страх понемногу рассеялся, мы вытащили мумию и статую Наафранха наружу, и я увез их в Америку. Скоро я понял, что совершил непростительную ошибку.
— Почему же, черт возьми? Это же потрясающая ценность! Великое открытие!
— Это открытие не приведет к добру. Что будет, если Наафранх вновь оживет? Я не сомневаюсь в том, что этого момента неустанно ждут в течение тысячелетий его верные слуги. Когда мы плыли назад, я заметил, что за мной следят… Не знаю, кто конкретно, но уже почти три недели я постоянно ощущаю на себе чьи-то пристальные коварные взгляды.
— Боже, Адам, у тебя паранойя! — простонал я. — Ты просто переутомился, вот и мерещится всякая ерунда, и твое воображение слишком распалено красивыми сказками. За время рождественских каникул ты отдохнешь, и все станет на свои места. А я пока займусь нашим новым другом.