Точнее, двенадцать.
На некоторое время завис, пытаясь решить, что делать и говорить дальше по этому поводу.
Налицо было проблема. Теперь все в команде знали о Кукле. Еще не понимали, что это за голос звучит у них в голове, но слышали его, сопоставляли с увиденным в Чертогах, и имели некоторые вопросы.
На которые я пока не знал, как отвечать. Воображаемый друг? След какой-то детской психотравмы? Не, ну серьезно, как можно объяснить, что у меня в сознании на пмж находится полноценная и самодостаточная личность?
А может — тот взрыв? Ну, когда я попал под разборки между Козырем и копом? Типа, официальная же версия, что пробуждение моего дремлющего гена случилась именно тогда. Ну, почти официальная. Мол, я, без всяких на то видимых причин, перехватил разум человека, погибшего в этой схватке?
Нет, это бред! История в любом случае расползется, а проверить ее проще простого. Если выясниться, что драка на московской улице была между двумя мужиками, как объяснять, что в голове живет девочка?
Или сказать полуправду? Кукла — это функция, Аналитик. Сопряжение произошло случайно, когда… ну, например, они на меня напали. И я выжил, да? Задрот, которого слабенькие новусы в школе мордой по полу возили — выжил после столкновения с настоящим инопланетянином? Тем более, что функции по одному не ходят, только Структурами. Да и чего бы им делать в Москве?
Тогда…
— Денис? — вырвала меня из размышлений Ира.
— А? — встрепенулся я.
— Я чувствую, что ты в замешательстве. И еще мне кажется, что ты сейчас придумываешь какую-то небылицу для нас.
Я повернулся к ней, изобразив на лице удивление. Черт, импритинг плюс женская проницательность — только этого мне еще не хватало! Даже наврать, получается, не выйдет?
— Кто эта девушка, голос которой мы слышали? — подключилась Хакерша. — Это же ее мы видели в Чертогах?
Да, блин! Что мне вам отвечать, детишки вы мои дорогие⁈ Любое слово может привести тех, кто вас потом опрашивать будет, ко мне настоящему. К Ивану Польских, который, насколько я понимаю, был единственным новусом, получившим синхронизацию сразу с тремя функциями.
Проследить логическую цепочку будет несложно. Чистильщик, сопряжение с другими типами и такой же баран! Да это же Лях, ребята! У нас на него во-о-от такой талмуд с описанием в секретном отделе лежит! Берем его, пакуем, пока слабенький!
— Ну, понимаете… — начал я мучительно тянуть время. — Кукла, она как бы человек, который умер. А я был рядом в момент смерти и… вот. Не знаю, как это произошло, но с того момента все изменения во мне и начались.
«Боги, что я несу⁈»
Но при этом — почти правду. Если не заострять внимания на том, что умерла не девушка Аня, а функция типа Аналитик. И произошло это почти сто лет назад.
Сама Кукла благоразумно молчала. Раньше бы так делала — проблем было бы поменьше. Так нет ведь, выползла, продемонстрировала себя всем! Теперь вот разбирайся с этим… Блин, а мы ведь теперь вот так, один на один, и поговорить не сможем!.. Только дошло.
— Как это? — глаза Иры недоверчиво сузились. Она чувствовала, что я говорю не всю правду, как, впрочем, и остальные.
— Ребят, — рубанул я тогда. — Серьезно, это не то, что я хотел бы обсуждать! Поверьте, всем будет лучше и спокойнее, если мы примем за факт, что к нам в Структуру прописалась некая девушка…
— Умершая. — со скепсисом в голосе подчеркнула Хакерша.
— Маш, я бы такое некому рассказывать не стал, чтобы психом не сочли. Черт, да я сам молчал по той же причине!
— Но мы не можем просто так игнорировать тот факт, что вместе с нами в слиянии находится совершенно неизвестная личность! Может быть она опасна? Ты способен дать гарантию, что это не так?
А я вообще что-то могу гарантировать? Надежный, как швейцарские часы план рассыпался карточным домиком, вместо Структуры я получил отряд эмоционально зависимых друг от друга людей. О каких гарантиях мы вообще говорим?
— Это я гарантировать могу. — твердо заверил я команду. — Кукла не причинит вреда никому.
Но бесконечно бегать от себя нельзя, вдруг пришло в голову. Сейчас промолчу — сделаю только хуже. А вот, если сказать всю правду, а потом попросить молчать, это может сработать. Не факт, но возможность остается. Другой я все равно не вижу.
Я открыл было рот, что начать излагать грустную и поучительную историю Ивана Польских, как под сердцем вдруг кольнуло. На самом деле, как я понял секунду спустя, резкая боль не имела никакого отношения к сердцу, да и вообще имела не совсем физическое проявление.
Следом увидел, как изменились лица сокомандников. Сперва исказились от такой же боли, которую я испытал только что, затем как бы погрузились в себя. А потом…
— Кузнецова в беде!
Я даже не знаю, кто из нас выкрикнул эту фразу первым. Ощущение было таким, что все сразу, в унисон. И не просто крикнули — поняли каким-то новым, коллективным органом чувств, что так оно и есть. Наташа Кузнецова в беде. Жива, не покалечена, но в серьезной опасности.
И ей страшно. Причем, эта эмоция была непохожа на испытываемые здесь. После выхода из Чертогов она паниковала. А сейчас пребывала в состоянии, которое можно было назвать только ужасом.
Несколько секунд мы протупили. Неожиданно все-таки сразу осознать две новые вещи. Что ты можешь не просто чувствовать своих одноклассников, а знать, как у них дела на расстоянии. И то, что на машину Кузнецовой напали.
Но я был все-таки постарше других детишек. И сориентировался чуть-чуть быстрее.
— Маша, открой карту!
Приказ прошел сразу на двух уровнях — вслух и через нашу связь. Что помогло девушке среагировать правильно. Не задавать глупые вопросы, типа: «какую?» или «зачем?», а молча напялить на лицо свои виар-очки и вывести на их внутреннюю поверхность карту Москвы.
— Готово. Что ищем?
— Построй маршрут отсюда до дома Кузнецовой. Адрес…
— Я знаю. В процессе.
Остальные не вмешивались. Я лишь ощущал от них готовность. Сейчас лидер определиться, пойдут приказы, тогда они и подключаться, а сейчас лучше не мешать.
Сам же отсчитал время, которое прошло с момента ухода одноклассницы. Десять секунд, чтобы взлететь по лестнице, еще пятнадцать, чтобы сесть в машину, которая, допустим, немедленно тронулась. Потом я ушел в себя, пытаясь найти ответы, которые мог бы дать сокомандникам. Это еще секунд двадцать — не так долго, как выясняется.
«Двадцать восемь до момента, когда Малахова задала вопрос. — подсказала Кукла, решив больше не прятаться. — Еще одна минута сорок шесть секунд на сам разговор. От момента ухода Кузнецовой, до нападения прошло сто пятьдесят девять секунд. И еще двадцать ты потратил сейчас».
— Три минуты. — вслух бросил я Хакерше, хотя слова Куклы она тоже слышала.
— Поняла. — без всяких объяснений отреагировала девушка. И сразу же: — Тверской бульвар, где-то в районе Новопушкинского сквера. Дальше бы не успели уйти.
— Пошли!
И снова — никаких вопросов. Я сказал, они дружно подорвались с мест и поспешили на улицу.
— Направо. Дворами. — тут же подсказала маршрут Смирнова, умудрявшаяся бежать со всеми наравне, лишь немного приспустив очки на нос.
Мы выжимали из своих новусовских тел, все, на что они были способны. Пулей пронеслись через один двор, другой, третий. Игнорируя машины, но сопровождаемые ревом их клаксонов, пересекли проезжую часть какой-то небольшой улочки. Нырнули в очередную мешанину старых московских дворов, безошибочно находя выход благодаря нашей проводнице. И оказались на Тверском бульваре, как раз в том месте, где он проходил мимо парка.
Наверное, было бы умнее дать знать о нападении тем, кто этому должен профессионально противостоять. Тем же копам, например. Или отцу Кузнецовой, у которого сто пудов своя служба безопасности вряд ли сильно уступающая имперской. Да вообще — кому угодно, вместо того, чтобы нестись через дворы, без оружия, плана и даже четкого понимания того, кто мог стоять за нападение на кортеж нашей одноклассницы.