Логические цепи, в отличие от памяти, у меня работали уже сносно, так что я без труда сделал вывод, что передо мной мать Дениса Пичуги и его сестры.
«Хорошенькие, кстати! — невпопад скользнула мысль. — Прям порода!»
Дамы действительно были хороши собой, даже младшая, которой по виду лет четырнадцать было. Мать — стройная, строгая, с полными беспокойства серыми глазами. Старшая из ее дочерей — настоящая разбивательница пацанячих сердец с копной пшеничных волос и внимательным взглядом. Ну и мелкая — само очарование, на лице которой за секунду менялось минимум три выражения.
— Дэн! — первой воскликнула она и бросилась к кровати.
Судя по порыву, она собиралась с ходу запрыгнуть на меня, но не срослось. Старшая сестра, проявив незаурядную реакцию, перехватила ее буквально в прыжке.
— Алин! Пусти! — тут же заканючило это чудо. У нее, кстати, единственной волосы были цвета сверкающей меди.
— Лидия! — в голосе матери послышался металл, и малая сразу же перестала вырываться. — Веди себя достойно. Здравствуй, мой мальчик! Как ты себя чувствуешь?
Последние фразы, как можно без труда догадаться, были обращены ко мне. Сама женщина быстро, но без спешки и с каким-то невероятным достоинством, прошла через палату и, наклонившись, приложила узкую ладонь к моей щеке.
Я, как бы, уже решил для себя, что пацан, в теле которого мне приходится обитать — это другой человек. И его мать — не моя. Как и сестры. Но, боги, как приятно было это прикосновение живого, любящего тебя человека! Сколько чувств, тепла и несказанных слов в этот момент на меня пролилось.
— Да, нормально все… мам… — выдавил я. Паузы возникли сами, и вовсе не от того, что мне пришлось делать усилие и называть чужую, по сути, женщину, мамой. Просто… Ком какой-то в горле встал. И слезы подступили.
Последнее не осталось незамеченным, и мелкая рыжуха тут же заверещала:
— Ой, смотрите, Дэн реветь собрался!
— Цыц! — тихо, явно подражая матери, сказала старшая сестра. Мне она лишь вяло помахала рукой. — Привет, неудачник.
Без улыбки сказала, не в шутку. Как бы подразумевая, что действительно считала своего младшего брата — ей сколько? Восемнадцать? Девятнадцать? — полным неудачником.
По наитию, уже понимая, что отношения брата и сестры, как минимум натянуты, я сложил пальцы в кулак и выпростал средний палец. Естественно, той рукой, которую не видела мать Дениса. Зато прекрасно видели обе его сестры.
Старшая беззвучно фыркнула и отвернулась, как бы говоря: «Да я вообще сюда только ради мамы пришла, придурок!» А вот младшая растянула губы в улыбке чертенка и показала мне большой палец.
— Ну и зачем тебя туда понесло? — спросила мать.
— Куда? — решив и с ними играть в амнезию, ответил я.
— Да все мы уже знаем, додик. — припечатала из-за ее спины Алина. — Уперся на дуэль свою! С Мельниковым. Света все мне уже рассказала!
Так-так, помедленнее, дамы! Я ж записываю! Не надо на меня такой ворох сведений сразу высыпать, я ж в них утону! Мало того, что я только что выяснил, что у меня есть мать и две сестры, одна из которых ко мне, вроде бы, неплохо относится, а вторая — откровенно презирает, так вы еще и про дуэль.
Какая, нафиг, дуэль — меня два типа ногами пинали? Если это дуэль, то я, знаете кто? Денис Пичуга, блин!
Но информация все же усвоилась. Ок, сказал мозг. Ты дворянин, тут есть дуэли, а Алина — та еще стерва. Еще речь шла про какую-то Свету — то ли твою пассию, то ли подругу старшей сестры. Но глядя на тебя, дружище, я скорее поверю во второе, чем в первое. Ну давай будем честны — какая у такого задохлика может быть подружка? Тем более, стоящая того, чтобы драться из-за нее на дуэли.
Поэтому, я сказал то, что по моему мнению должен был ответить в подобной ситуации любой подросток. Не знаю, что тут за мир, реальность, страна и время, но эта фраза — универсальна.
— И чё?
— Дятел! — припечатала Алина.
— И как? — загорелась Лида.
— Зачем? — тихо произнесла мама Дениса.
И на этот вопрос у меня тоже был ответ. Настоящий такой, мужской. Ну, по крайней мере, мальчики его таковым считают.
Я насупился, сжал губы и с великой неохотой вытолкнул сквозь них.
— Надо было.
Ну а дальше начался обычный, в общем-то, семейный разговор. Точнее, монолог матери, который крутился вокруг моей глупости, ее собственной недальновидности, жестокого мира и какого-то уже упоминаемого тут, но совершенно не знакомого мне Мельникова. Периодически в этот тихий, но строгий порядок слов вторгались язвительные комментарии старшей сестры и беспорядочные вопросы младшей.