– Зато в состоянии контролировать поступки. Моя мать знала, что делала, никто её не заставлял.
– А вы уверены, что сумели бы повести себя иначе на её месте?
– Не знаю, – устало сказала Давина. – Мне трудно представить себя на её месте. Может быть, будь я замужем и случить мне полюбить другого, и я бы не смогла удержаться. Но зачем было лгать? Я вот этого понять не могу. Мы не в Средние века живём, и разводы ещё никто не отменял. Любишь другого – ну и уходи к нему и будь счастлива!
– А как же вы?
– А что – я?
– Если бы ваши родители развелись, с кем бы вы предпочли остаться – с матерью или с отцом?
– С отцом, – без колебаний ответила Да-вина.
– И, скорее всего, остались бы – если бы инициатором развода стала ваша мать. То есть для неё развод означал разлуку с вами. Вполне возможно, что окончательную, если госпожа Имельда права в отношении своего мужа. Ей пришлось выбирать между двумя любимыми людьми, между мужчиной и дочерью. Скажите, вам этот выбор всё ещё кажется лёгким?
Давина молчала. Взглянуть на ситуацию под таким углом ей до сих пор как-то в голову не приходило. Райан вздохнул:
– Скольких проблем можно было бы избежать, если бы люди просто умели ставить себя на место другого… И ведь в конце концов ваша мать выбрала вас. Переезд на Парадиз означал для неё конец отношений с тем человеком. Она предпочла уехать с мужем и вами.
– Вы думаете, что отец… запретил бы нам встречаться? – после паузы спросила Давина.
– Так думает ваша мать. Права ли она – вам виднее.
Давина попыталась вспомнить отца, впервые в жизни пытаясь оценить его не как отца, а просто как человека, мужчину… Как бы он повёл себя, если б его отвергла его женщина? Виктор Мортимер был человеком бескомпромиссным, говорили, что Давина унаследовала это качество от него. Она и в самом деле редко забывала, с трудом прощала, и единожды составив представление о человеке, меняла его крайне неохотно. А если уж приходилось, то эта перемена проходила для неё достаточно болезненно.
– И это не говоря о том, что развод родителей для большинства детей становится серьёзной травмой, даже если обходится без скандалов и они сохраняют добрые отношения, – добавил Райан. – Госпожа Имельда сделала всё, чтобы сохранить семью. Ради вас. А что перед тем она потеряла голову, о чём сама потом жалела… Не судите, да не судимы будете!
Давина закусила губу. Некоторое время они простояли в молчании, не глядя друг на друга.
– Боюсь, что я не смогу… вот так просто… всё взять и забыть, – наконец произнесла телепатка.
– И не надо. Просто будьте к ней хоть немного добрее. Улыбнитесь, окажите какую-нибудь мелкую услугу, просто поинтересуйтесь, как у неё дела… Она будет счастлива, поверьте.
– И всё?
– А что ещё? Вы правы, то, что было, нельзя так просто выкинуть. Но ведь всё начинается с малого.
Они снова помолчали.
– Знаете, сначала я хотела вам сказать, что вы суёте нос, куда не просят, – с неожиданной для себя откровенностью сказала Давина. – Но сейчас я вам благодарна. Даже если ничего не выйдет… ну, намерения у вас были добрые.
– Я рад, если смог помочь, – Райан улыбнулся. – Вам обеим.
Он взял её за руку, и Давина не стала вырываться. Прикосновение отнюдь не было ей неприятно, и в этот момент ей совсем не хотелось думать ни о политике, ни о заданиях Корпуса, ни о прошлом… Просто двое, мужчина и женщина, стояли рядом, держась за руки. Но оказалось, что Райану этого мало. Он провёл большим пальцем по тыльной стороне её ладони, потом придвинулся ещё ближе, и, когда Давина удивлённо подняла на него глаза, наклонился и поцеловал её.
В первый миг женщина растерялась и потому не попыталась оттолкнуть его или увернуться. А потом у неё вдруг закружилась голова. Райан обнял её, сильные руки не давали ей пошатнуться, хотя Давине казалось, что если он хоть на миг отпустит её, она упадёт. И она сама вцепилась в его плечи, делая их объятия ещё крепче и теснее. Это был далеко не первый её поцелуй, но никогда ещё пол вот так не качался у неё под ногами. Она и сама не заметила, что уже прижимается к нему изо всех сил, словно желая вдавиться в его тело, стать с ним единым целым. И отвечает ему так страстно, как никому прежде.
Ей стало не хватать воздуха, и Райан на мгновение прервал поцелуй, дав ей вздохнуть. Сердце Давины колотилось как бешеное, в ушах шумело. Потом он снова коснулся губами её губ, ещё нежнее, ещё чувствительнее. И теперь Давина сама перехватила инициативу, ей было мало и хотелось большего. Она чувствовала, как его ладони скользят по её спине, спускаясь всё ниже… И сквозь сладкий дурман пробилась короткая, отчаянная мысль: «Господи, что же я делаю?!»