Преподаватель-кубинец взял Мэгги за руку и повел ее в танце так, чтобы их хорошо было видно в зеркале. Смотрели все, некоторые с надеждой, что она собьется. Мэгги, может, и морщила лоб от напряжения, но повторила каждое движение и каждый полуповорот, который они отрабатывали тем вечером, не сделав ни одного неверного шага. Когда танец закончился, раздались жидкие аплодисменты.
Соня была впечатлена. Ей потребовались недели, чтобы выучить все то, что Мэгги освоила за полчаса.
– Как у тебя это вышло? – полюбопытствовала она за бокалом риохи[8]: после занятия подруги решили заглянуть в винный бар.
Мэгги призналась, что несколько лет назад она ездила в Испанию, где и познакомилась с сальсой, и до сих пор помнит основные движения.
– Это как езда на велосипеде, – небрежно заметила она, – раз научился – уже не забудешь.
За несколько занятий в своем рвении она превзошла даже Соню. Ведя жизнь, довольно свободную от обязательств, Мэгги начала посещать клуб любителей сальсы, где в темноте зала танцевала среди сотен других до пяти утра.
Через несколько недель Мэгги исполнялось тридцать пять.
– Мы отправляемся в Испанию! Будем танцевать! – объявила она.
– Звучит здорово, – одобрила Соня. – С Кэнди поедешь?
– Нет, с тобой. Билеты уже купила. В Гранаду, туда и обратно. Обошлись по сорок фунтов. Дело сделано. А еще записала нас там на уроки танцев.
Соня живо представила себе, как будет протестовать Джеймс, но о том, чтобы отказать Мэгги, и речи идти не могло. Уж она-то знала, как нетерпима подруга к проявлениям малодушия. Мэгги – натура вольная, ей никогда не понять, как можно пожертвовать свободой приходить и уходить, когда захочешь. Но прежде всего Соне самой не хотелось отказываться. Танцы как будто стали для нее движущей силой, и она не могла больше без них, без ощущения свободы, которое они ей дарили.
– Потрясающе! – воскликнула она. – Когда едем?
До поездки оставалось три недели, Мэгги специально подгадала ее к своему дню рождения.
Как и ожидалось, Джеймс отнесся ко всей их затее с прохладцей. Он и так не одобрял пробудившийся интерес своей супруги к танцам, поэтому новость о поездке подруг в Гранаду встретил явным неприятием.
– Девичник задумали, – с пренебрежением заметил он. – Не староваты ли вы для таких развлечений?
– Просто свадьбы в жизни Мэгги так и не случилось, вот, наверное, она и решила себе на круглую дату праздник устроить.
– Мэгги… – процедил Джеймс. Своего презрительного отношения к подруге жены он, как обычно, не скрывал. – Что ж она замуж-то так и не вышла? Как все нормальные женщины?
Он понимал отношения Сони с ее университетскими приятельницами, коллегами и соседями по улице, но вот с Мэгги дело обстояло иначе. Мало того что ее с его женой связывало общее школьное прошлое, давнее и туманное, Мэгги еще и не вписывалась в привычные ему рамки, и оттого он никак не мог взять себе в толк, почему Соня с ней общается.
Вдалеке от мужа, под сочувственным взглядом Девы Марии с дешевой репродукции в столовой гостиницы «Санта-Ана» Соня вдруг поняла: ей все равно, что думает Джеймс о ее чуждой условностям подруге.
В дверях появилась заспанная Мэгги:
– Привет! Прости, что так долго. Кофе выпить успею?
– Нет, если мы не хотим опоздать к началу занятия. Нам уже пора, – наставительно проговорила Соня, желая на корню пресечь любые возражения Мэгги. Днем Соня чувствовала себя главной, но знала, что вечером они с Мэгги поменяются ролями.
Они вышли на улицу и оторопели: воздух оказался студеным. Людей было мало: горстка пенсионеров выгуливала на поводке собачонок, большая часть горожан скрывалась в мелких заведениях. Почти все витрины были еще закрыты рольставнями; признаки жизни подавали только булочные и кафе, распространяя вокруг соблазнительный аромат сладкой выпечки и чуррос[9]. Во многих из них уже стояла густая дымка из паров кофемашин и сигаретного чада. Где-то через час город стряхнет с себя остатки сна, а пока его узкие улочки были в почти полном распоряжении таких ранних пташек, как Соня и Мэгги.
Соня не отрывала глаз от карты: следуя ее указаниям, она вела их вихляющими улочками и проулками в нужном направлении. На каждом шагу им встречались керамические таблички с выведенными синим надписями, названия улиц – Эскуэлас, Мирасоль, Хардинес – ласкали слух, приближая подруг к цели. Шлепая по лужам, они пересекли площадь, недавно вымытую из шланга. Позади остался дивный цветочный киоск, расположившийся между двумя кафе; полураскрывшиеся бутоны, крупные и душистые, словно светились изнутри. Гладкие мраморные плиты пружинили под ногами, и пятнадцать минут прогулки показались пятью.
8