Рядом с ним плескался его брат Руперт, чье увечье и незагорелая кожа еще больше подчеркивали совершенство фигуры Чарльза. Припав к окуляру, Пруденс затаила дыхание, боясь, что малейший ее вздох потревожит удивительное видение у нее перед глазами, и оно тут же исчезнет.
Внезапно ее бросило в жар, и ее лицо и шея, и так уже порозовевшие от солнца, стали ярко-пунцовыми. Именно этот мужчина, с которого она не сводила сейчас глаз, гладил ее совсем недавно по обнаженной коже. Именно ему она была должна двадцать четыре часа. С трудом она заставила себя оторвать от него взгляд.
– Что… – Слово прозвучало неожиданно хрипло. Она откашлялась я уже более нормальным голосом начала снова: – Что вы имели в виду, говоря, будто он считает себя настоящим морским волком?
Грейс, вновь уже державшая в руке кисть, сделала очередной мазок.
– Чтобы сэкономить на проезде от Индии до Англии, Чарльз нанялся матросом на грузовое судно. По его словам, он так вошел в свою роль, что носил на борту только национальную индийскую одежду. Он также научился плавать, как дельфин, ругаться на четырех языках и овладел в совершенстве игрой в триктрак.
Пруденс, почувствовав мгновенную досаду, прикусила губу. Неудивительно, что она ему проиграла и будет вынуждена теперь провести в его обществе двадцать четыре часа. Нет, мужчинам нельзя ни в чем доверять. Она поднесла к глазам трубу и вновь посмотрела на Рэмси. Почему же, опять подумала она, он до сих пор не потребовал у нее этих проигранных ею двадцати четырех часов?
Грейс тем временем, не замечая, что Пруденс занята своими мыслями, продолжала:
– Он утверждает, что для него это было настоящим приключением. Однако я уверена, он не все мне рассказал. Если внимательно приглядеться, на спине у него можно увидеть еле заметные шрамы… как от ударов кнутом. Пруденс продолжала задумчиво смотреть на океан. Она не могла отрицать своего интереса к Легкомысленному Рэмси. Он представлялся ей неизведанной землей, которую ей страстно хотелось исследовать, хотя мысль об этом и страшила ее.
Неожиданно Рэмси словно почувствовал, что на него смотрят. Он повернулся, окинул взглядом побережье и, заметив Пруденс с Грейс, застыл. Конечно, смешно было предполагать, будто он может видеть их на таком расстоянии так же ясно, как они его с помощью трубы. Однако он смотрел в их сторону столь пристально, что на какую-то долю секунды Пруденс в это поверила вопреки всем законам физики. Он поднял руку и помахал ей, в водяные брызги с кончиков его пальцев полетели в разные стороны, мгновенно засверкав, словно бриллианты, на солнце, как и капли воды на его бронзовом теле.
Запаниковав, Пруденс опустила трубу. Она не доверяла Рэмси. У нее не было даже твердой уверенности, что он ей нравится. Однако он слишком ее интриговал, чтобы она могла его игнорировать. Сказать по правде, когда бы она ни смотрела на него, в ней тут же вспыхивало желание. Ей вдруг страстно захотелось броситься прямо в одежде в воду и прижаться к его груди мокрым телом, как однажды к ней прижался Тим. Вероятно, подумала Пруденс, она была настоящей развратницей, если ее влекло сразу к двум мужчинам. Не стала ли она вдруг жертвой безумной страсти? Почему ее терзали сейчас откровенно чувственные желания, тогда как раньше подобные мысли даже не приходили в голову? По жилам у нее словно текла раскаленная лава. Ей казалось: еще мгновение – и она окончательно утратит контроль над собой. Эта мысль испугала ее.
Опустив подзорную трубу, Пруденс тут же принялась обмахиваться веером в попытке хоть немного остудить пылавшие жаром шею и лицо. Ее стесняла одежда, которая была на ней, как и ситуация, в которой она оказалась.
Рэмси вместе с опиравшимся на его руку братом направился к берегу. Они явно намеревались присоединиться к ним с Грейс. На мгновение у Пру возникло искушение сунуть подзорную трубу в руки Грейс и сбежать. Если его вид потряс ее до глубины души, когда она смотрела на него в подзорную трубу, не в силах оторвать глаз, то что с ней будет, когда он окажется рядом, мокрый и практически голый? Куда ей смотреть тогда?
Пруденс совершенно не желала этого выяснять. Она должна была Легкомысленному Рэмси двадцать четыре часа своего времени, и ей никак нельзя было терять сейчас голову. Она обязана была справиться со своей безумной страстью.
– Красавец, не правда ли? – заметила с озорной улыбкой Грейс.
– Руперт? – Пруденс сделала вид, что не поняла ее. Ей хотелось закончить разговор с Грейс как можно скорее и уйти до того, как к ним присоединятся братья Рэмси. Грейс рассмеялась.
– Разумеется, я считаю, что Руперт великолепен, но вы же не собираетесь отвоевывать у меня моего мужа, не так ли? Нет, я имела в виду Чарльза.
– О, я…
Грейс снова рассмеялась и махнула в сторону Пруденс рукой с зажатой в ней кистью, так что краска брызнула на камни у нее под ногами.
– Должна признаться, вы ему нравитесь.
Пруденс покраснела, не совсем поняв, кого имела в виду Грейс. Веер так и заходил у нее в руке.
– Моего мужа мало кто привлекает…
А… выходит, она нравится Руперту. Грейс продолжала:
– Но Чарльз… Чарльз обладает совершенно удивительной способностью завязывать дружеские отношения с любым человеком, даже когда ни о какой дружбе, казалось бы, не может идти и речи. Вы знаете, я ужасно боялась, что мы с ним никогда не подружимся, настолько неприятной была ситуация, когда мы с ним впервые встретились.
– Под неприятной ситуацией вы имеете в виду то, что наследство Рэмси досталось вашему брату?
Грейс закашлялась, явно почувствовав неловкость.
– Да. Я была уверена, что от меня отвернутся все братья Рэмси, и в первую очередь Чарльз. Но он оказался самым снисходительным из них всех. Как-то я спросила его об этом и услышала в ответ нечто весьма странное.
– Что же он сказал? – спросила Пруденс, не в силах сдержать любопытство.
– Он сказал: « Все, с чем мы сталкиваемся в жизни, помогает нам лучше узнать самих себя. Флетчеры многому меня научили».И добавил, увидев, что я его не понимаю : «Все, что ни делается, делается к лучшему. Я не раздумывая с радостью отдал бы снова свое состояние, если бы мог, ради счастья Руперта, на долю которого выпало так много страданий».
Расчувствовавшись, Грейс поднесла к глазам носовой платок.
– Мне так хочется, чтобы и Чарльз обрел такое же счастье с той, которую любит.
– Он кого-то любит? – Пруденс вдруг почувствовала, что ей стало холодно.
– Скорее всего, – ответила Грейс уже более спокойным тоном и убрала платок. – Все признаки этого налицо.
– А-а… – протянула Пруденс, с удивлением вдруг осознав, что от слов Грейс в душе ее образовалась какая-то странная пустота. Пытаясь скрыть от Грейс охватившее ее чувство глубокого разочарования, она повернула голову и устремила взгляд на братьев, которые медленно, но неуклонно приближались. Как же в сущности относился к ней Легкомысленный Рэмси? Ему, несомненно, доставляло удовольствие блеснуть перед ней своим умом в беседе или мастерством в игре в триктрак. Но нравилась ли ему она сама? Интересовала ли его? Кого же любил в действительности этот мужчина, который прикасался к ее телу так, как никто до него, который говорил ей о садах и покое? Чувствовал ли он к кому-нибудь такое же сильное влечение, какое испытывала к нему она?
Чарльз Рэмси, Господь свидетель, был прекрасен. И прекрасен не как ангел, подобно Тимоти. Нет, красота Чарльза была более земной, более чувственной. Засмеявшись в ответ на что-то сказанное ему Рупертом, он откинул голову, и на его загорелом до черноты лице блеснула ярко-белая полоска зубов. Солнце зажгло огонь в его медных волосах, и капли воды, скатывающиеся с них на стройную шею и мускулистую, как у моряка, грудь, сверкали, словно бриллианты.