Однако в последний раз тоже не было предупреждения о демонах. Но письмо с его кроваво-красной печатью…
«Не думай об этом, Дэнни, иначе станешь параноиком. Тебе это нужно? Параноики не способны трезво мыслить».
Ну и что, зато живут себе не тужат, да еще и лучше иных отчаянных голов. Кроме того, если Люцифер решил меня найти, значит, он все хорошенько обдумал. Сел и как следует все обдумал.
– Дэнни, кажется, я что-то нашел, – сказал Джейс.
Сглотнув, я отвернулась от телефона.
И тут он зазвонил вновь. Один звонок, второй, третий. «Нет!» У меня дрожали руки.
– Дэнни!
Послышался скрип стула; Джейс встал и собирался подойти ко мне.
Я схватила трубку; в моей ауре вспыхивали малиновые искры – некромантка была в ярости.
– Слушай, ты, сукин сын… – начала я, и от моего голоса зазвенела посуда в шкафу, с полки упала кружка и со звоном разбилась о деревянный пол.
– Дэнни! – раздался в трубке голос Гейб. – Какого черта? У вас все в порядке?
Я сглотнула. В кухню с пистолетами в руках ворвался Джейс.
– Все в порядке, – сказала я им обоим.
Рот был словно забит раскаленным песком.
– Что у тебя, Спуки?
– Ребята, по коням! У нас еще один труп.
Гейб старалась говорить беспечно, но ее выдавал голос. Я почти видела ее бледные щеки, дрожащие губы.
– Где? – спросила я и кивнула Джейсу, который одним движением уже убрал пистолеты в кобуру.
Затем он обвел взглядом кухню и вопросительно взглянул на меня.
– На углу Четвертой и Тривизидеро, кирпичный дом с живой изгородью. – Теперь понятно, почему Гейб так нервничает – это же рядом с ее домом. – Приезжай скорее, мы сюда никого не пускаем, ждем тебя.
– Буду через десять минут. – Я бросила трубку. – Поехали, Джейс.
– Ты сначала взгляни вот на это. Слушай, с тобой все в порядке?
Скользнув глазами по моему лицу, Джейс посмотрел вниз, на разбитую кружку. Это была голубая кружка фирмы «Бостоу». Та самая, которую любил Джейс, та самая, которую выбрал Джафримель, когда я решила угостить его кофе.
«Anubis et'her ka. Лучше об этом не думать».
– Ну что у тебя?
Я осторожно провела по горлу кончиками пальцев; ногти, которые в любой момент могли превратиться в когти, слегка покалывало. Правая рука так и чесалась от желания схватиться за меч, и от этого мне почему-то стало жутко. Меня даже перестало радовать, что рука больше не сжимается в кулак.
– Я тут решил просмотреть школьный ежегодник, который вышел еще при Мировиче; в тот год ваш директор погиб. Как ты думаешь, кто входил в редколлегию?
Джейс перевел вопросительный взгляд с осколков на мое лицо. Он не стал меня ни о чем спрашивать, за что я была ему очень благодарна.
– Кто?
– Кристабель Муркок.
Глава 22
Полагаю, репортеры хотели получить от нас хоть какие-нибудь сведения. Чтобы избежать разговора с ними, пришлось лететь. Но трудно разговаривать, когда мчишься на слике, и в ушах свистит ветер. Поэтому мы решили поехать на воздушном авто – ховере. Вслед нам защелкали вспышки фотокамер. Я выглянула в окно и усмехнулась. Джейс вел машину, а я просматривала журнал за восьмой год моего пребывания в школе.
– Посмотри страницу пятьдесят шесть, – сказал он, и я принялась быстро перелистывать тяжелые пергаментные листы. – Там есть фото Муркок.
Кристабель Муркок, известная как Худышка. Она улыбалась мне с нескольких голографических снимков – десятилетняя школьница с длинными темными волосами и широко посаженными темными глазами. Хорошенькая, только очень уж худая; из-за этого скулы выпирают, личико в форме сердечка кажется слишком длинным. Пухлые, красиво очерченные губы, брови вразлет. На фотографии была только голова Кристабель, все остальное не поместилось, виднелся лишь кусочек воротничка.
Под фотографией – карта интересов Кристабель, включая сказочную магию церемониалов, и маленькая черная пометка, похожая на пиковую масть. Я потерла ее пальцем, приняв за грязное пятно, но пометка осталась.
– Что это, черная метка?
– Посмотри страницу пятьдесят восемь. Стивен Себастьяно.
Руки Джейса скользнули по кнопкам управления, и наш ховер влился в общий транспортный поток. Меня сильно вдавило в кресло, и я судорожно сглотнула.
«Как, неужели вы его не воскресили?» – сверлил мозг бархатный, ласковый голос Люцифера.
«Воскресить демона? Это невозможно. Да, но ведь все это время я только и делала, что искала ответ на вопрос: в кого превратил меня Джафримель. И ни разу не подумала о том, чтобы… Выходит, я могла его вернуть, так?»
Так? Я хочу его вернуть. Я хочу вернуть всех, кто умер. Всех, кого я любила.
И это говорю себе я, которая, как никто, понимает конечность смерти. Все это лишь детские капризы.
– Дэнни!
Я вздрогнула и захлопнула журнал, не став смотреть на снимок Себастьяно.
– И пронырливый же ты черт, – с притворным восхищением сказала я. – Отлично, Джейс. Я бы не догадалась. А ты смотрел…
– Нет, списка я еще не сделал. Хотел сначала выяснить, что может быть общего между Кристабель и Полиамур.
«В тот год, когда погиб Мирович, Кристабель входила в редколлегию журнала. И сделала черную пометку? Если да, то она поступила глупо. С другой стороны, когда журнал был готов к выпуску, Мировича уже не было в живых, да и расследование уже заканчивалось. Может быть, эта пометка ничего не значит. Во всяком случае, она наша единственная зацепка».
– Интересно, кто живет на Тривизидеро? – сказала я, выглядывая из окна.
Под нами проплывал город, серый от бетонных строений с яркими вкраплениями выкрашенных реактивной краской стоянок для ховеров; вдоль Лоссернач-стрит выстроились громадные жилые небоскребы. При желании я могла бы разглядеть линии энергии, протянувшиеся вдоль улиц и зданий, и зеленое свечение садов и деревьев, которым удалось выжить. И под всем этим медленно билось радиоактивное сердце города, кипя в бело-ледяной массе энергии.
– Гейб, – ответил Джейс, и наш ховер, вывалившись из общего потока, пошел на снижение.
– Гейб не училась в «Риггер-холле». – Я быстро пробежала глазами остальные страницы журнала, проверяя, нет ли где еще черных пометок. – Придется составлять список.
– Приехали, – сказал Джейс. – Дэнни, а кто тебе звонил?
«Сам дьявол, Джейс».
– Никто, – буркнула я и машинально потерла ноющее левое плечо. – О боги, до чего больно.
«Неужели вы его не воскресили?»
– Ладно.
Нас уже проверяли полицейские датчики. Джейс приземлился на дорожке, ведущей к неприметному кирпичному дому. Я отлично помнила это место – его было хорошо видно от дома Гейб. Дом был обсажен пышными кустами остролиста, за которыми виднелись стены, исписанные странными геометрическими рисунками церемониалов. Рядом стояли полицейские ховеры, среди которых был и черный ховер коронера.
– Отлично, – сказала я и открыла дверцу. – А знаешь, этот гроб не такой уж и бесполезный.
Скрипнув амортизаторами, машина мягко опустилась на землю. Джейс заглушил мотор. Я выпрыгнула из ховера.
Дом был высоким – в три этажа – и каким-то заброшенным. Вокруг него был разбит небольшой сад, в основном декоративный. Я разглядела несколько розовых кустов и одну араукарию. Мокрая крыша, выложенная новой черепицей, поблескивала в лучах полуденного солнца. На подъездной площадке, покрытой щербатыми белыми плитками, топтались полицейские в голубой униформе; еще двое стояли на широком гранитном крыльце, охраняя массивную входную дверь; я увидела знакомую фигурку Гейб, которая, щурясь от яркого солнца, смотрела на нас. Гейб подняла руку, и один из дежуривших у двери полицейских отошел в сторону.
У меня затрепетали ноздри. Я почувствовала запах страха, крови и смерти. И резкий запах блевотины.
«Плохо». Сунув журнал в сумку, я взялась за рукоять меча и зашагала к дому; под ногами хрустели камешки. На лицо мне упала прядь черных волос, и я раздраженно дернула головой.
– Привет, Спуки! – крикнула я, подойдя к крыльцу, – А я-то надеялась, что хоть сегодня высплюсь.