Прапор угрюмо смотрел в землю.
- И разумеется, мне потребуется клятва вашего ордена, что отныне вы не будете угрожать жизни и спокойствию в Нибелунгии.
- Новый народ... - тяжело протянул старик.- Это века. Сколько всего будет утеряно, забыто.
- Ваша просвещенность этому миру пришлась не по вкусу,- устало сказал герцог Де Лабри.- Или вы все-таки выберете Проклятие?
- Нет, милорд...
- Ну вот и чудненько.
Его отвели в одну из комнат палагойского замка, куда тут же явился юноша - почти мальчик - и предложил герцогу подкрепить силы едой. Голос у парня был сердитым, и говорил он практически не разжимая губ. Сергей кивнул, мальчик (впрочем, он был всего года на два моложе самого Сергея) тут же принес в комнату внушительной величины поднос, поставил его на стол возле окна, затем брякнул туда же чашу с водой для умывания и вышел, не забывая по-воински печатать шаг. Лицо у мальчика - то ли пажа, то ли оруженосца было надутым, как у оскорбленного в лучших чувствах хомячка.
Сергей что-то взял с подноса, вяло пожевал, совершенно не различая при этом вкуса, и повалился спать, по-прежнему не снимая с руки перчатки. Рука чесалась и зудела, но усталость была слишком велика, чтобы он мог из-за этого начать мучиться бессонницей. Снимать же перчатку Сергею вовсе не хотелось - вокруг были отнюдь не друзья, и замок назывался не Дебро, а Чехура.
Своего же приказа-просьбы о защите он пока что не отменял, так что перчатка сейчас оставалась единственным (и достаточно надежным) гарантом того, что его сон не перейдет в вечный в результате, скажем, какой-нибудь крайне несчастливой для него и крайне счастливой для палагойцев случайности...
Он проспал остаток дня и ночь. Проснулся только на рассвете следующего дня и обнаружил перед собой прапора, хмурого, с потемневшим лицом. Прапор немилосердно тряс его за плечо:
- Мы уходим, милорд.
- Жа... - Он чуть было не сказал "жаль", но вовремя осекся.- Я сопровожу вас.
Сергей сел на кровати. Потолок комнаты золотили лучи поднимающегося солнца, а за окном все было в легкой синеватой дымке, которая бывает только ранним утром. Он встал, с хрустом размял затекшее тело, дохромал до стола, плеснул себе в лицо водой из вчерашней чаши. Потом вдруг кое-что припомнил и резко развернулся к палагойцу, ожидавшему за спиной.
- Вы когда будили меня, ничего не почувствовали? Прапор с натугой приподнял густые, нависающие над глазами брови:
- Нет. А что?
- Да вот, понимаете ли... Я, когда лег, попросил защиты.
- А... - Старик махнул рукой.- Я не знаю, что у вас есть, милорд, но предполагаю, что это та самая перчатка, которую вы даже на ночь не сняли. Так? Нечто очень мощное... Вариантов множество, милорд,
но я предложу вам один, наиболее вероятный, с точки зрения очень старого мага. Ваша могущественная защитница, когда я приблизился к вам, просто не нашла меня опасным. Потому что нет во мне зла к вам лично, милорд. Мы хотели как лучше, но... но люди всегда несправедливы к тем, кто желает им лучшего, особенно если от них требуются незначительные жертвы. Думаю, вы уже знаете, каковы были наши цели.
- Предполагаю,- осторожно сказал Сергей, морщась и почесывая руку под раструбом перчатки.- Господство над империей, всем вместе ровным строем к процветанию мира под направляющей рукой палагойцев... А ведьм и лордов прочь, как чуждое для палагойского счастья семя.
- Да, милорд. Ну и что? Счастье, как и дитя человеческое, рождается только из крови и грязи.- Прапор устало прохромал до стола, отломил дрожащими пальцами кусок горбушки, не тронутой герцогом вчера.- Простите, милорд, но я очень голоден - из-за сборов не было времени перекусить, не ел со вчерашнего дня...
Старик медленно прожевал хлеб, с видимым удовольствием проглотил и продолжил чуточку более уверенным тоном:
- Что делали эти лорды и ведьмы для людей? А ничего. Лорды дерутся друг с другом и занимаются поборами, ведьмы занимаются колдовством, попутно не забывая держать в страхе людей из своих деревень... А мы... мы принесли бы мир и процветание, уменьшили налоги, начали бы учить смердов ремеслам и магическим наукам. Многое можно было бы изменить в нашем мире. Простите, милорд, теперь уже только в вашем - увы, мы покидаем этот мир. Следовало только захотеть и начать что-то здесь делать... Лорды ни на что не способны - обленились, зажирели... Ведьмы играют в магию, им не до преобразований в вашем мира. Клянусь, мы хотели лучшей доли для всех. И что в этом желании такого плохого?
- Ничего,- согласился Сергей.- Лично мне вы даже нравитесь, но... Знаете, как сказал один рыцарь по имени Д'Артаньян? Так уж получилось, милорд, что все мои друзья находятся по эту сторону. А враги моих друзей есть и мои враги тоже... И они - по вашу сторону. Вот и все. Хотя и не следовало так издеваться над ведьмами. Да и й-хондрики... гм...
Прапор пренебрежительно пожал плечами - дескать, все это простонародье, что за плебеев заступаться? Потом холодно сказал:
- Время, милорд. Мои рыцари покидают этот мир...
Прапор тяжело кивнул и направился к двери, не оглядываясь.
На небольшой прогалине перед парадными воротами замка сияла рамка из змеящегося белого свечения. И в ней, как в окне, был виден громадный простор другого мира. Теплое серое небо, побережье пронзительно-синего цвета, окаймленное серпом светло-желтого песка. Ни строений, ни живых существ в рамке видно не было.
По прогалине медленно ехали рыцари на конях - по трое в ряд. И въезжали в провал чужого мира. Позади конного строя ждали своей очереди повозки с тюками. И повозки с женщинами, явно набранными из ближайших деревень. Среди них взгляд Сергея зацепил четырех дам, одетых в шелка. Те сидели наособицу, на отдельном возке, возле которого ошивались двое-трое мальчишек в хороших одежках, по виду пажи.
- Надеюсь, все следуют с вами по доброму согласию? - поинтересовался Сергей, поведя глазами в сторону девиц и дам.
Прапор проследил за его взглядом и с долей горделивого пренебрежения хмыкнул: