Я понял, что сейчас рухну в темную пропасть. В жаркую, манящую, сладостную пропасть, откуда не вернулись по крайней мере четырнадцать человек.
Четырнадцать мужчин.
Запрокинув ей голову так, что хрустнули позвонки, я впился в ее губы. Мои зубы стукнулись о ее. Я с силой сжал ее в объятиях, подхватил, не отрываясь от ее рта, перенес на другую кровать и только там отпустил, дав ей возможность отдышаться.
— Эй–эй! Что ты делаешь! — простонала она.
— Так будет лучше, моя прелесть. Извини, я несколько старомоден. У меня пунктик насчет времени и места. Дай мне насладиться ожиданием. Нам бы вырваться отсюда живыми и невредимыми, и мы будем целые дни проводить в постели.
Она попыталась было возроптать, но постепенно успокоилась.
— По крайней мере я убедилась, что у тебя все в норме, — пробормотала она, поворачиваясь на бок.
— Ну и слава Богу. Спи, малышка.
Минут через двадцать я решил, что дал ей вполне достаточно времени, чтобы уснуть, бесшумно вскочил, оделся и склонился над ней. Она спала, глубоко и ровно дыша. Я выскользнул из каюты и запер за собой дверь.
Парусиновая пижама в желто–черно–зеленую полоску делала Мейера похожим на циркового медведя. Вздыхая и зевая, он уселся поближе к лампе и развернул послание Дел. Прочитав первые строки, он перестал зевать, подобрался и молча читал до самого конца. Закончив, он одобрительно кивнул, спрятал письмо во внутренний карман своего пиджака и устремил задумчивый взор поверх моей головы.
— Было бы крайним упрощением, — начал он, — пытаться представить ее сущность…
— Мейер, ради Бога!..
— …в обычных терминах, как то: бессердечность, безнравственность, инфан…
— Мейер, я тебя умоляю!
— Для людей… Нет, для особей такого типа существует только два понятия: «Я» и «Не–Я». Вернее, реально существует только «Я», остальные — «Не–Я» — лишь постольку, поскольку они полезны для «Я». Эта парочка, не моргнув глазом, избавилась от четырнадцати «Не–Я», потому что…
— Ты всегда занимаешься философией в три часа утра?!
— … потому что для них это было не четырнадцать братьев, а четырнадцать мешающих предметов.
— Мейер, если ты немедленно не прекратишь…
— Ты что, не согласен со мной?
— Слушай, ты, Зигмунд Фрейд, ты ходил туда, черт тебя возьми?!
— Ах, право, какие пустяки тебя интересуют! — обиженно протянул Мейер, опять начиная зевать и потягиваться. — Конечно, ходил. Туда можно было привести духовой оркестр — он бы все равно не заметил. Я заткнул раковину в ванной, налил воды и пустил туда нашу куколку плавать. Это смотрится весьма эффектно. Особенно удались колышущиеся в воде волосы. Я не стал гасить свет в ванной. Думаю, после столь обильных возлияний он скоро посетит сие заведение.
— Боже, как ты многословен! Что ты думаешь по поводу денежек Пауэлла Даниельса? Неужели мы позволим им уплыть?
Мейер взглянул на часы и с сомнением покачал головой.
— Уже около четырех. Он может проснуться в любой момент — ведь он проспал уже почти семь часов. По–моему, это чересчур рискованно.
— И все–таки я попробую.
— Что за тяга к героическим деяниям? — поинтересовался Мейер. — Или ты продал душу дьяволу, а тело — этой маленькой ведьмочке?
— Ты на редкость догадлив.
— Ага, и теперь ты наложил на себя епитимью — добыть если не чашу Грааля, то хотя бы пояс с деньгами.
— Ты что, и впрямь думаешь, что я?..
— Нет, мой мальчик, если бы я так думал, то никогда не шутил бы по этому поводу.
— А между тем я был чертовски близок к этому. Как никогда.
— В самом деле? — Мейер удивленно приподнял брови. — А впрочем, что такого: она весьма привлекательна и наверняка э–э–э… обладает высокой квалификацией. Сын мой, я отпускаю тебе этот грех, тем более, что желание не есть действие.
— Спасибо, падре, — ухмыльнулся я. — Все–таки я пойду. Ты не забыл, что еще надо сделать?
— Не волнуйся. И будь осторожен с этим типом.
Я поднялся на палубу и некоторое время постоял у перил, подставляя лицо ветру. Судно плавно неслось по невидимым волнам, оставляя за кормой вспененный фосфоресцирующий след.
Я хотел зайти к себе за пистолетом, но передумал: Дел могла проснуться. Неужели я не справлюсь с полусонным пьянчугой, сколько бы там фунтов мускулов на нем ни висело?
13
Беззвучно прикрыв за собой дверь четырнадцатой каюты, я постоял, привыкая к темноте. Из–под двери в ванную виднелась яркая полоска света, но она только слепила глаза.