Штабной получал информацию о допросах многих офицеров различного ранга, проходивших службу в гарнизонах Восточной Пруссии. Но генералы владели стратегической информацией об организации обороны в провинции, и Штабному очень хотелось её получить. Через несколько дней к нему на допрос попал генерал Ганс Траут, прятавшийся в поле и по какой-то иронии судьбы захваченный поварской командой. Вот в разговоре с ним выяснилось много важной информации о районе предстоящих боевых действий. Генерал в течение длительного времени проходил службу в разных гарнизонах — от Кёнигсберга до Растенбурга и Гумбиннена, а с инспекциями объездил всю провинцию. Штабной сам записывал показания пленного, изредка поправляя переводчика, особенно когда дело касалось названий населенных пунктов. Мало того, что названия были очень специфическими, так многие из них перед войной были изменены по причине несоответствия арийским требованиям. Путаница получалась изрядная. Вместо Шталлупенена — Эбенроде, вместо Даркемена — Ангебург и так далее.
Вскоре пленных генералов забрали и на самолетах с аэродрома под Минском вывезли в Москву. Уже 17 июля они шли в огромной колонне пленных по улицам Москвы.
Вот чего никак не мог понять Штабной, так это того, почему в 1941 году Гитлер решил напасть на Россию, а не на Англию. Весь военный опыт Орловцева говорил о выборе в пользу удара по Англии. С Россией был заключен договор, и она остаётся в стороне, Франция у ног… Словом, делай что хочешь на берегу Ла-Манша, подвози снабжение со всей Европы, резервы, плацдарм готовь… Ан нет, на Россию пошли! Он много знал про подготовку операции «Барбаросса» и про немецкие операции прикрытия в Греции и на Крите и всех этих генералов немецких выспрашивал: почему, почему на Россию? Однако ничего убедительного в их ответах не находил. Генерал Покровский стоял на том, что всему причиной стал пролив, отделявший Англию от немецких войск, как гигантский крепостной ров с водой: не имела Германия столько самолётов, такого флота, средств десантирования и дальнобойной артиллерии для обеспечения вторжения. Но пушки у немцев, стрелявшие за шестьдесят, а то и за сто километров, имелись. Неужели этого пролива шириной менее сорока километров достаточно, чтобы уберегать Англию на протяжении многих веков от агрессии? Что Наполеон в прошлом веке отступился, что Гитлер теперь. Почему в очередной раз «Drang nach Osten»?
Войска 3-го Белорусского фронта приближались к границе, и Штабной неотрывно следил за этим продвижением, отмечая буквально каждый километр на пути к Пруссии. Судьба складывала события в какой-то удивительно завершенный калейдоскопический узор. Вечером 16 августа батальон капитана Губкина из 184-й дивизии 5-й армии закрепился в трехстах метрах от границы с Германией в районе городков Кудиркос-Науместис и немецкого Ширвиндта. Артиллеристы вели обстрел немецких батарей, расположенных на западном — немецком — берегу речки Шешупе. Штабной находился в предельно возбужденном, почти мистическом состоянии. Ровно тридцать лет назад русская армия стояла на этих границах — ранним утром 17 августа 1914 года, в последние мирные часы империи. И вновь 17 августа после трех трагических лет уже другой великой войны русские дивизии вышли на эту же границу Германии. К утреннему докладу начальнику штаба фронта телеграфировали из 5-й армии, что в 7.30 утра батальон преодолел последние сотни метров до границы и закрепился на восточном берегу пограничной реки Шешупе. Прочитав сообщение, Штабной ушёл в свой кабинет, заваленный картами, и оставался там до обеда один, не в силах вынырнуть из нахлынувших воспоминаний.
— 3 —
Август 1914 года
Не пристало молодым офицерам безвылазно сидеть в высоких армейских штабах. Надобно и армейской жизни причаститься. Так и младшего адъютанта штаба 1-й армии Северо-Западного фронта штабс-капитана Орловцева в конце июля 1914 года откомандировали для оперативной связи в штаб 27-й пехотной дивизии корпуса генерала Епанчина. Дивизией командовал опытный генерал Адариди, а штабом руководил полковник Радус-Зенкович[5]. Обоих Орловцев знал по службе в Виленском округе еще до своего отъезда в Императорскую Николаевскую военную академию. В дивизии штабс-капитан чувствовал себя свободно, за чужака его не держали, он был своим среди строевых офицеров.
5
Радус-Зенкович Лев Аполлонович (21.02.1874— 12.04.1946), уроженец г. Юрбаркас (Литва). Закончил Полоцкий кадетский корпус и Павловское военное училище в 1894 г. С 25.09.1912 г. начальник штаба 27-й пехотной дивизии. Участвовал в походе в Восточную Пруссию, в боях при Сталлупенене и Гумбиннене. За отличия награжден Георгиевским оружием 18.03.1915 г. Командир 199-го пехотного Кронштадтского полка с 10.12.1914 г. по 3.06.1915 г. Начальник штаба 10-й Сибирской стр. дивизии на Румынском фронте с 16.02.1916 г. по 6.01.1917 г. Ген.-майор с 10.04.1916 г. Командующий 22-й пех. дивизией с 10.09.1917 г. В 1919–1920 гг. работал в Военно-Исторической комиссии. Включен в списки Генштаба РККА. С 1920 г. работал в представительстве Литвы в Москве. По приглашению министра охраны края Литвы в декабре 1920 г. выехал с семьей в Литву и поступил на службу в Литовскую армию. Получил назначение генералом для особых поручений при министре охраны края. С 1921 г. начальник отдела Военных наук. В 1922 г. был назначен начальником Высших Офицерских курсов и руководил ими до выхода в отставку в 1928 г. Участвовал в создании Военно-Научного Общества и был избран в его центральное управление. С 3.11.1923 по 29.02.1924 г. совмещал свою должность с должностью начальника Генштаба. Неоднократно выполнял дипломатические поручения литовского правительства, внес огромный вклад в воспитание и обучение кадрового состава Литовской армии. Курсы под его руководством окончило большинство высших офицеров Литовской армии. Под его редакцией вышли уставы Литовской армии. Автор трудов по военной истории и тактике. С 1.03.1924 г. постоянный член Госсовета Обороны. В 1944 г. предпринял неудачную попытку эмигрировать на Запад, вернулся в Каунас и до кончины скрывался. Похоронен на кладбище в Панемуне. Семья в 1949 г. арестована и вывезена в Сибирь.