— Черт возьми, — пробормотал я, обхватив себя ладонью и начал дрочить, наблюдая за ней. Я был таким твердым последние двадцать четыре часа, что начал беспокоиться, будто у меня проблема. Я понял — дело в ней.
— Я принадлежу тебе, — выпалил я. Она доказывала это снова и снова. Ее нынешняя демонстрация была тому подтверждением.
Джулиет улыбнулась своей дьявольской улыбкой, получая удовольствие от того, что возбудила меня тем, что трогала себя. Она запрокинула голову и приоткрыла губы, образуя совершенную букву «О», ту же самую, которая поглотила меня прошлой ночью. Эта мысль заставила меня напрячься еще больше, и мой член заболел на грани освобождения.
— Мышка, — прошипел я, предупреждая ее, что я наблюдаю за ней. Девушка наклонила голову вперед, а рот скривила, когда сунула внутрь себя палец и восхитительно застонала. Потом томно прикрыла веки, и я взорвался от этого вида. Она была лучшим порно, которое я когда-либо смотрел, и я имел в виду это как величайший комплимент. Поэтому шагнул вперед, сквозь воду, двигаясь к скале. Ее палец издавал хлюпающий звук.
— Мой черед, — сказал я, убирая ее руку. — Двигайся к краю. — Она осторожно подвинулась вперед, пока ее центр не приблизился к моему лицу. Опираясь на пальцы ног, я прижался губами к ее складочкам. Глубоко нырнул языком, раздвигая их, пробуя влажность. Моя рука сжалась на ее бедре, и я шлепнул по нему. Потом подтолкнул ее вперед, жадно вкушая, когда она рукой схватилась за мою голову для равновесия.
— Так, — захныкала она, но я не сдавался. Высунув язык, провел им вверх.
— Ты. — Я дышал над ее жаром. — Владеешь. — Теперь поджал губы, выдыхая на ее влажную кожу. — Мной. — Затем накрыл ее клитор своими губами, втягивая плоть в свой рот, прежде чем снова щелкнуть по нему своим языком. Она мурлыкала, как прошлой ночью, грохочущее животное рычание нарастало во мне, руками девушка обхватила мою голову и удерживала меня, пока кончала напротив моих губ.
Я потянулся к ее талии и притянул к себе, окунув нас обоих в воду. Ртом нашел ее, но поцелуй был кратким.
— Я хочу больше одного поцелуя. Я хочу их всех. — Я снова поцеловал ее, и она последовала моему примеру. Между нами росло отчаяние, поцелуи становились страстными и неистовыми. Мы оба были истощены. И не могли снова заниматься любовью, поэтому наши уста должны были сказать все, что осталось недосказанным.
Я вижу, кто ты.
— Я смотрю на тебя, — ответила она.
Разговор напомнил ту ночь, когда Джулиет пыталась меня убить. Диалог двух напуганных людей на острове, умоляющих о внимании, умоляющих, чтобы их увидели и поняли.
На заднем плане раздался звуковой сигнал, возвещающий о необходимости скорейшего отбытия.
Я отпустил ее губы, нежно запечатляя несколько последних поцелуев.
— Я никогда не перестану хотеть тебя, — сказала она мне, и мое сердце забилось от радости.
Глава 20
Остров чувствует твою печаль
Она стояла на корме, наблюдая, как остров уменьшается по мере того, как лодка уплывала все дальше. Так обвил руками мою талию. Тишина была оглушительной. Громче, чем рев двигателя катамарана. Они оба погрузились в собственные мысли.
«Что дальше?» — думала она, не отрывая глаз от острова. Ей казалось, прекрати та смотреть, все это станет сном. В тот момент, когда он исчез с горизонта, ничего больше не могло существовать. Так прижал ее к себе еще крепче, словно читал мысли Джулиет. Поцеловав ее в плечо, заговорил:
— Хочешь посидеть на солнышке в носовой части? — Она покачала головой.
— Слишком жарко, — ответила она, чувствуя себя незащищенной солнечным днем, но ее ответ имел двоякое значение. Неужели это было слишком много, слишком быстро? Возвращались ли они назад только для того, чтобы вернуться к тому, кем были? Или они двигались вперед, позволив себе, наконец, освободиться?
— Спасибо, — прошептала она острову: изгибу бедра в склоне горы и намеку на грудь в листве. Спасибо за силы и душевное спокойствие. И за него. Его проклятие стало ее благословением. В этом не было смысла, и тем не менее она не променяла бы его. Шестьдесят девять дней или двадцать четыре часа. Она не променяла бы ни одной минуты.
Он потянул ее за руку, когда остров превратился в дымку, и она последовала за ним внутрь к большой скамейке в задней части катамарана. Потом похлопал по сиденью рядом с собой, и она села. Когда тот вытащил книгу, ее глаза наполнились слезами. Так читал ей грубым голосом, словно проникая в глубины ее сознания, пока ее голова покоилась на его бедре, а он пальцами теребил ее волосы.
— Конечно, обычный прохожий подумает, что моя роза похожа на тебя... Но сама по себе она важнее, чем все сотни других роз: потому что это она, которую я полил... потому что это ее я слушал, когда она ворчала или хвасталась, или даже иногда, когда ничего не говорила. Потому что она — моя роза. — Он прочитал эти слова вслух так, словно сказал их ей. По моей щеке скатилась одинокая слеза.
Про себя она сказала ему, что он был больше, чем сотня других маленьких принцев. Он был ее. Она приручила его.
— Боже, я люблю тебя, — вырвалось у него в момент близости.
«Я безумно люблю тебя», — подумала она, но у нее не было голоса, чтобы говорить. В ней гремел страх, что они не двинулись к началу, а разделили конец. Возвращение на остров повернуло время вспять, только чтобы завершить то, что у них было, когда им не разрешили закончить отношения в назначенный час.
Один год.
Каким жестоким было время.
Вокруг них поднялся ветерок, резко обдувавший катамаран. Волосы падали ей на лицо. Это было так, как если бы остров вздохнул, измученный и раздраженный, выдыхая ее обратно туда, где она должна была быть. Не на острове. Не в его сердце. Одна.
Она была ее собственным островом, дрейфующим в море жизни. Довольная, но несчастная. Устойчивая, но не прочно стоящая на ногах. Лежащая в засаде, как остров, который они оставили позади.
Глава 21
Так
Я следовал за ней, пока она молча поднималась на причал к машине, которая уже ждала нас, чтобы отвезти нас на курорт. Вернувшись в отель, передал сумку менеджеру курорта и продолжил идти к ее двери. Я вошел в ее комнату вслед за ней. Она бросила свои вещи на пол и остановилась у окна, все еще не говоря мне ни слова.
— Мышка, в чем дело? — Я не мог больше терпеть тишину между нами. Это разрывало мне сердце и оголяло мои нервы. Она смотрела в окно, развернувшись ко мне спиной, закрываясь от меня, как и все те часы, в течение которых мы возвращались на этот остров.
— Все кончено, не так ли? — говорила она, глядя в окно балкона. Вечер не совсем вытеснил день, но небо затягивало. Тучи были темными и зловещими. — Это был всего лишь остров, не так ли?
— Чем был только остров? — спросил я, подходя к ней ближе.