Юноша с нарочитым укором покачал головой.
— Как не стыдно порядочным, богобоязненным девочкам подглядывать?!
— Ха, это как не стыдно порядочным мальчикам заниматься таким… язык не повернется назвать? И где только прыть бралась? Голодные, уставшие, избитые, а сюда силы находили.
— Зов плоти, что ж тут поделать? — хмыкнул Шагалан. — Не молитвами же умерщвлять.
— Зов… — осевшим голосом подтвердила Ринара. — Да, тяжкое испытание измыслил Творец, наградив человека вечно алчущей плотью. И жизни порой мало на обуздание ее страстей.
— У тебя это вроде получалось неплохо.
— Что ты понимаешь, рыцарь?! Ты даже не догадываешься, какие кошмары я тщусь удержать в себе! О том, чтобы подавить, пока нет и речи.
— А ты всерьез надумала их давить? Все до одного? Стоит ли?
— Стоит, — вздохнула Ринара. — Стоит, Ванг. Не ведаю лишь, по плечу ли мне сей труд. Грехов много, плоть сильна…
— Зовет?
— Бывает. До бестелесного ангела мне еще ой как далеко. Вот и сейчас… с господином командором… Ведь в ужасе Небеса молила об избавлении, легче б, наверное, смерть принять до срока, чем так… А плоть о своем мечтала. Мокрая вся и горячая уже была, дрянь. И силы покидали не потому, что он… слишком могуч… Просто плоть бороться не желала. Выходит, ты меня не только от поругания и позора оградил… Может, и жизнь спас…
— Ты этим, подруга, рассудок-то не забивай. — Юноша нахмурился. — В лагере тебя никто бы не срамил, главное — самой выдуманной виной не упиться. А уж если благополучно разрешилось, то подавно забудь. Выводы сохрани, а остальное забудь как страшный сон.
— Попробую забыть. — Ринара прекратила описывать около него медленные круги, замерла напротив, в трех шагах, повернувшись спиной. — Что же до выводов… Господин Эскобар… там… произнес одну фразу… чаю, единственную, в которой водилось зерно истины. Ведь совсем скоро вы все отправитесь в бой, да? А на войне гибнут даже такие герои. Неведомы планы Господни, выживет ли .хоть кто-нибудь?.. Выживешь ли ты… Мы останемся на мирном берегу, но в случае чего и наша судьба плачевна. Так неужели… неужели до смертного часа кусать локти… попрекать себя последней гордыней?.. Зачем эта проклятая непорочность, если большее не увижу тебя?..
Она суетливо и неловко завозилась у плеча, потом, всхлипнув, опустила руки, и платье с шелестом стекло с нее. Рывком развернулась навстречу остолбеневшему Шагалану. Пыталась удержаться, однако ладони сами собой дернулись, закрывая извечным жестом запретное. Потупила голову, и упавшие волосы спрятали лицо. Юноша шагнул вплотную, коснулся дрожащих плеч. Вид был ослепляющий, он раздувал неистовый огонь, выжигавший разум, но тот еще терпел.
— Ну что же ты, Ванг? — срывающимся голосом прошептала девушка. — Или не знаешь, что надо в такие минуты делать?
Словно отсекая себе пути к отступлению, она вдруг распахнула руки и прильнула к нему всем телом.
VII
— Настало, друзья, время окончательных решений.
Командор пружинистой походкой прошелся мимо расположившихся на табуретах членов совета. Поочередно взглянул каждому в глаза, будто норовя заранее угадать настрой собравшихся. Во взгляде, адресованном ему, Шагалан не ощутил никакого дружелюбия, хотя и враждебности тоже — лишь холодный, расчетливый интерес полководца к мнению своего генерала. Едва ли Эскобар забыл обиду, нанесенную в ночных зарослях, скорее его слишком уж захватывала близкая война. Оттого он даже двигался энергичнее обычного, будучи не в силах усидеть на месте.
— По сведениям графа Ронфрена, передовые полки мелонгов уже ввязались в стычки с пиратами. За пару дней выйдут к Шуанси. Город, безусловно, падет, и быстро, однако бои на этом, надеюсь, не закончатся. Пираты рассеялись по обширной территории, выловить всех — труд кропотливый и долгий. Тем не менее, я дал бы на усмирение края максимум неделю. Значит, где-то через неделю мелонги пустятся обратно. По сути, задача — достичь столицы раньше них. Существует запас в несколько дней, но если нас что-либо задержит… То есть, друзья, возможное время высадки весьма ограничивается. Прозеваем момент — деньги принца улетучатся втуне.
— Чужие — не свои, — фыркнул Бойд.
— Разумеется, но проблема не в золоте, Тинас, — в другой раз мы вряд ли организуем такой шум и отвлечем такую массу войск. Пробивать самим, с кровью и потерями? Посему, полагаю, должным неотлагательно назвать наконец день. День, ради которого мы и жили все эти десять лет. — Шагалан с сомнением покачал головой, но командор не отреагировал. — Как я понимаю, люди, оружие и лодки готовы, дело только за нашим словом.
— Если разговор о выборе среди считанных дней, — заметил Рокош, — то логично избрать ближайший. Разница невелика, а так мы хотя бы подстрахуемся на случай неожиданностей. Бури, например.
За стенами зала и впрямь выл ветер, штормило уже вторые сутки.
— Тогда почему бы и не завтра? — вступил Керман. — Чем скорее тронемся, тем лучше. Тянуть с вторжением нынче смысла нет.
— Шторм все равно придется пересиживать. — Командор остановился напротив ребят. — А кроме того… Тинасу следовало бы ко времени высадки находиться в Амиарте.
— Очень желательно, — кивнул толстяк. — Приносящий весть первым, превращаясь на миг в хозяина положения, способен извлечь кой-какую выгоду. Правда, и в Даго неплохо бы находиться — подтолкнуть наших рыцарей. В бой они снаряжаются не слишком охотно. Может, ушлем туда вашего графа? Как его… Ронфрен?
— Черт с ними! — отмахнулся командор. — Если своя шкура дороже короны, пусть нежатся на спокойном берегу. Проку от них мало. А для любезного принца вернейший из кнутов — наше успешное продвижение, почует — полетит во весь дух. Отправим в Даго оруженосца графа, его же самого возьмем с собой. Ведь необходим человек, который непредвзято донесет до принца нашу истинную роль в освобождении страны? В придачу, как я видел, он воин не из последних и отыскал общий язык с ребятами… Теперь насчет даты. Бойд прибудет в Амиарту не раньше первого мая, войска возвратятся в Ринглеви не раньше тринадцатого. Седьмое число, думаю, устроит?
— Нет, — обронил Шагалан среди согласной тишины.
Эскобар развернулся к нему, глянул уже жестче. Ночной истории с Ринарой он определенно не собирался забывать.
— Объясни.
— Мне не нравится именно то, — сухо проговорил юноша, — что вы, командор, упомянули в самом начале, — ограниченный выбор дня. Действительно, наблюдая за событиями, творящимися в Гердонезе и около, удается наметить удобнейший момент для вторжения. Но если сей нехитрый расчет провели мы, что помешает проделать то же Гонсету? Надеюсь, вы не считаете его глупее себя?
— Я никогда не считал наместника дураком. — Эскобар насупился. — И наиболее опасный период вправду предугадываем. Но что он после этого в состоянии предпринять? Его основные войска далеко на западе, а остальные… Куда он денет остальные? Растянет цепью вдоль всего побережья? Или сосредоточит в Ринглеви? Первый вариант просто бредовый, а второй вполне нас устраивает. Одно доброе сражение, и Гердонез свободен, чем плохо? Нет, друзья, никакое оглашение даты Гонсета не выручит. В реальности важно не столько время, сколько место.
— А что с местом? — упорствовал разведчик. — Вы, как понимаю, нашли точку для высадки. И готовы тоже ее объявить?
— Несомненно. Мы же должны представлять, куда брать курс?
— Неужели не осознаете, сир: произнося название, вы способны подарить неприятелю убийственные сведения! Ведь сами изрекли: главное — место. Разнюхав его, войска просидят в засаде и день, и неделю!
— Да как же враг услышит мои слова? — Эскобар начал терять свое холодное спокойствие. — Ты вновь, Шагалан, о сверхъестественных талантах Гонсета? Опустись на землю, страхи и слухи сейчас не помощники. Разумеется, все, что звучит в этих стенах, не предназначено для широкого оповещения. Но и люди сюда подбирались не абы какие! Если подозреваешь кого-то из присутствующих в предательстве, скажи прямо… Только имей тогда в виду тяжесть подобного обвинения и прочность необходимых доказательств. Ты решишься на такое?
Юноша обвел глазами круг соратников.
— У меня нет никаких подозрений насчет кого бы то ни было лично. Я лишь отдаю отчет в силе сведений, которые намерены здесь обнародовать. Не ведаю, каким путем Гонсет попытается их заполучить. И попытается ли вообще. Однако я чувствовал бы себя много спокойнее, не существуй самого предмета охоты — все, раз прозвучавшее, может тем или иным манером достигнуть враждебных ушей. В данном случае это особенно чревато.