— Франек, внизу возле подъезда гуляют твои друзья, просили, чтоб ты вышел.
На улице, в свете фонарей Франц огляделся. Никого не было. В груди проснулось нехорошее, тягостное чувство. Перепрыгивая через ступени, он быстро поднимался на четвертый этаж. Уже на втором этаже он услышал отдаленные крики.
— Отпусти, гад!.. Франц!.. Франц!.. Отпусти, животное!..
Дверь оказалась запертой изнутри. Несколько ударов кулаком ни к чему не привели. Франц с разбегу методически стал вышибать дверь плечом. После серии ударов раздался треск. Еще удар, и дверной косяк вылетел вместе с замком. В освещенном зале на проходе в спальню он увидел картину, которая никогда не исчезнет из ячеек его памяти. Голый Сотников с разбитым лицом занес топор над головой обнаженной Наташи.
— Не подходи, зарублю!!! — рычал он.
В его глазах Франц увидел злобу и исступленность человека, жаждущего пролить кровь. Франц понял: если не отступить — это значит погубить Наташу. Он сделал шаг назад. Рука Сотникова обмякла. Но, подталкивая ее к выходу, держа заложницей, он продолжал размахивать топором над ее головой. Шаг за шагом они оказались на лестничной площадке.
— Изрублю и пинками сброшу с этажа куски мяса, — рычал Сотников. Через мгновение он резко вытолкнул девушку на лестничную площадку.
Франц выжидал, когда Сотников отпустит Наташу. Прыжок — и лампочка с обрывком провода оказалась в руках Франца. Обрывком импровизированной плети он молниеносно хлестнул Сотникова по лицу. Через мгновение Сотников орал благим матом. Рука, в которой он держал топор, трещала на колене Франца.
— У-у-у!.. сломал руку, падло… отпусти!!!
Остервенелый от бешенства, Франц поставил Сотникова на ноги и, не отпуская, методически бил кулаком по лицу.
Злость постепенно утихала. Отбросив Сотникова, который мешком свалился в прихожей, Франц снял с вешалки плащ и отдал Наташе. Набросив плащ ей на плечи, он повел ее к знакомым.
Ночью Франц не сомкнул глаз. То, что произошло, повергло его в глубокую, еще не испытанную в жизни депрессию. Этот черный, преступный город подарил ему любовь, и в то же время нанес страшный удар. Наташу изнасиловали, в этом есть и его косвенная вина. Эта мысль сводила с ума.
Она его не обвиняла. Когда они прощались, она, словно слепая, устремила взгляд в пространство, а из глаз бежали слезы.
Как только забрезжил рассвет, Франц оделся и покинул общежитие. По дороге в микрорайон, где он оставил Наташу, ему встретились братья Тагир и Фуат. Он поздоровался, но, не желая вступать в разговор, быстро прошел мимо.
— Падажди, земляк. Кажется, тебя зовут Франц?.. Ну, ты в натуре разогнался, давай побазарим.
Франц остановился. Высокие, стройные, с лицами украшенными орлиными носами, они принадлежали к тем типажам, которые понимающие люди называют уголовными. Оттопыренные маленькие уши подтверждали это сходство.
— Я, парни, спешу.
— Ночь закончилась, куда спешишь? — осклабился Тагир.
Второй разразился неприятным смехом и многозначительно добавил:
— А волка ноги кормят в основном ночью. Послушай, Франц, я хотел тебя спросить: ты что, по национальности поляк?
— Опять двадцать пять, — не сдержался Франц, — угадали, я поляк. Предки — переселенцы из Польши.
— Ништяк!.. Так давай выпьем по этому поводу. Бaбки у нас есть, мы угощаем.
— Нет, парни, я спешу к девушке. Есть крупные неприятности. Давайте в другой раз.
Они переглянулись.
— Ну, ты даешь! Мы же тебе поможем. Нас в Караганде каждая собака знает. Давай, давай, рассказывай!
Франц не выдержал и рассказал о случившемся.
— Да ты что, в натуре говоришь правду? Да ты нам его, козла, покажи, мы его на х… оденем.
— Нет, парни, я с ним сам разберусь. Если Наташа захочет, пусть заявит, держать я ее не стану. А пока мне нужно забрать у него документы. Паспорт там остался.
Фуат и Тагир оживленно загалдели, давая советы. Их участие вызвало у Франца невольное уважение и благодарность.
— Короче так, Франек, ты нам не перечь. Сейчас зайдем в столовку, там уже для шахтеров открыли, закусим, бухнем[20]по стакану и вперед. Ксиву[21] обязательно тебе нужно сегодня забрать. Короче, если чё — мы тебе поможем.
Они зашли в столовую. Там уже во всю продавали дешевый портвейн. После первого стакана плотину сдерживаемой злости в груди Франца прорвало. “А они, оказывается, хорошие собеседники и отличные парни”. Они выпили еще.