— Я ожидал этих слов. Что ж, такой исход не исключен. Но, послушайте, Бялковский, вы имеете дело с человеком, который тридцать лет проработал в УВД. Для ухода за границу нужны четыре составные, и они у нас есть: ум, деньги, оружие, документы. Кроме всего, я предлагаю вам и вашей девушке вариант, который при поимке снимет с вас уголовную ответственность. А именно: я сделаю вас заложниками.
Он вопросительно посмотрел на Франца.
— Знаете почему я вам это предлагаю? Только не подумайте, что я филантроп или альтруист. Не терплю эти качества, от них веет ханжеством, что в итоге и сказывается. Просто за два долгих года впервые увидел человеческое лицо. Вы, Франц, вытащили первый и последний для вас счастливый билет в этой стране. У меня только в Швейцарии пять миллионов долларов. Обещаю вам собственную мастерскую и обеспеченное будущее.
Лоб Франца покрылся испариной. Слова о пяти миллионах он пропустил мимо ушей. В его мозгу проносились мысли, от которых художника бросило в жар. “Увидеть желтые воды Нила, развалины античных городов, ярчайшую лазурь Адриатики!” Он был только художник, и отказаться от всего этого было выше его сил.
— Я согласен, — односложно сказал он. — Я согласен! — уже уверенно повторил он. — Что касается Наташи, за нее я решать не вправе.
XXIV. Женщины, вино, воспоминания
До открытия фирменного магазина считанные минуты. Наконец дверь открывается, Василий входит первым.
Фантастические цены его не пугают. Он примеривает двубортный пиджак от костюма и, пораженный, стоит перед зеркалом.
Продавщица топчется за ширмой. Его брюки и обувь заставляют ее волноваться.
— Молодой человек, вы цену прочитали? Костюм стоит триста долларов.
— Не переживай, мать, бабки при мне, — говорит он ей, и видит, что его слова волнение усугубляют.
“Хватит, пора завязывать с блатным жаргоном!”
— Все в порядке, девушка, костюм мне подошел, буду брать.
Туфли он покупает в том же магазине и тут же облачается в обновку.
Настроение хорошее. Остается купить рубашку и галстук.
Проходит еще полчаса. Теперь его можно принять за молодого бизнесмена или сына богатых родителей.
День проходит незаметно. В 19.00 Василий направляется в ресторан. Он трепещет от сознания того, что сейчас осуществится одно из самых заветных его желаний.
Попасть в увеселительное заведение сопряжено с известными трудностями. Халдей[45] напоминает цепного пса, которыми переполнена любимая Родина.
— Молодой человек, извиняюсь, но у нас все столики заняты.
Василий бросает ему пять баксов и тот, заискивающе улыбаясь, вручает его метрдотелю. Метр продолжает песню халдея.
— Молодой человек, у нас все столы заказаны иностранцами. Придется подождать.
— Понимаю, — говорит Василий, и хлопает его по плечу. — Сколько иностранцы платят за стол?
— Пятьдесят, — мямлит он, отводя глаза.
— Получите шестьдесят, — отсчитывает он деньги, — и прошу, кроме девушек, никого ко мне не подсаживать.
На столе коньяк, холодные закуски, пиво. “До чего превратна жизнь… В ста километрах отсюда люди годами едят гнилую капусту.”
После первой рюмки становится хорошо. Ощущения обостряются до такой степени, как это только возможно после долгих лет воздержания.
Звучит музыка. Вульгарная певичка трясет тяжелым бюстом, внушая всем, что она такая же Пугачева, но по воле рока оказалась на кабацкой сцене. Официант с лоснящейся физиономией наклоняется к уху и заговорщицки шепчет:
— Девочками не интересуетесь? Я могу помочь.
— Девочками? Конечно интересуюсь! Давай, давай, дружочек, в обиде не останешься.
Девчонкам по девятнадцать лет. Вихрь пороков уже отметил их лица. Симпатичные, но серенькие и бледненькие, они говорят о жизни в кабацком режиме.
Людочка и Лидочка бесцеремонно наливают коньяк. Он выбирает Лидочку, не подозревая, что в последнее время моден групповой секс.
— Васо, можно тебя так называть? — говорит ему Лидочка, и мостится ему на колени. — Давай дружить.
— Естественно, — отвечает он, и целует ее в губы таким затяжным поцелуем, что в глазах девушки постепенно зарождается ужас.
— Ты ч-ч-чё?.. Я, я так не привыкла.
Ему смешно и хорошо. О таком поцелуе он мечтал в лагерных изоляторах…
— Не бойся, Лидок, я не садист. Так было надо… один раз.
Людочка дергает его за рукав: