— Он, он хотел закрыть нам торговлю, выжить из Москвы.
“Дурак Кузьма, — подумал Василий, — на этих прусаках Лужков обломается, не то что ты, старый забулдыга. Попугивал, чтобы налакаться копеечного пива, вот и получил.”
— Кузьма был моим другом, я за него вам кадыки вырву, — не мог успокоиться Василий.
— Отпусти, я тебе дам десять штук.
— Кем тебе приходятся эти двое?
— Родные братья.
— Живете у Верки в четвертой квартире?
— Да.
— Если через семь минут не принесешь бабки или заложишь ментам — останешься без братьев. В похоронной толпе мои люди, так что решай.
Риск всегда будоражил и оздоравливал его организм. Он уже давно для себя решил: в случае возможной поимки живым не сдаваться.
Старший брат прибежал ровно через пять минут. Деньги Василий не пересчитывал. Под крики и стук по железу жаждущей пива толпы он вышел из киоска и быстрой походкой скрылся в лесу домов.
VII. Объяснение
Неизвестность все больше раздражала. Харасанов где-то отсутствовал, Наташа и Таня ушли по магазинам. Он не находил себе места.
Когда Харасанов наконец появился, Франца взорвало.
— Все меняется на глазах. Еще недавно вы считали нужным с нами советоваться. Теперь — Жарылгапов ваша путеводная звезда.
— Вы ошибаетесь, Франц. Мне очень даже необходимо с вами посоветоваться, — в тон ему сказал Константин. — Девушкам содержание нашего разговора знать не обязательно.
— Что произошло, Константин?
— Все делают ошибки на жизненном пути, я не исключение. Нам нельзя было доверяться Жарылгапову. Зная мои навыки, и так сказать опыт работы в полиграфии, Жарылгапов предлагает мне наладить производство фальшивых денег. Я совершенно убежден, что это занятие прямой путь в цугундер. Но разве быка останавливает боль, когда он выбирает между ней и желанием боднуть красную тряпку? Это что-то патологическое. Банда Жарылгапова где-то раздобыла новейшие японские ксероксы с цветными принтерами. В случае неудачи хотят подпрячь тебя сделать методом гравировки клише долларовых банкнот. Так вот, Франц, пока что у нас выхода нет. За домом следят. Устроить пальбу можно, но Москва не казахский поселок, нас задавят через десять минут.
— Что вы предлагаете? — зло и нетерпеливо перебил его Франц.
— Я предлагаю протянуть время, а затем, уже в процессе событий, выход найдется.
Все эти дни с Францом что-то творилось. Он ощущал запах Родины, которая была рядом. Его раздирали несовместимые желания: уехать домой, остаться в Москве, послушаться Харасанова и убежать за границу.
Он устало опустился в кресло.
— Делайте что хотите. Я вижу, мне не избежать участи быть посаженным в тюрьму.
Что-то вспомнив, Франц посмотрел на Харасанова и продолжил:
— А знаете, у нас с Наташей есть к вам разговор… Дождаться ее или самому начать?
— Думаю, ситуация не подходит для посвящения в нее женщин.
— Вы меня не так поняли. Я имею в виду дело, касающееся сугубо нас двоих.
— Говорите.
— Понимаете, как бы вам сказать…, — замялся Франц.
— Понимаю, вы хотите меня попросить, чтобы я вам помог тихо-мирно уехать в Жмеринку. Так? — улыбнулся Харасанов.
— Так, так, — раздраженно бросил Франц. — И Наташа на меня давит, как говорят, со страшной силой.
Харасанов закурил, уселся напротив.
— Вы когда-нибудь задумывались, Франц, почему у вас в жизни многое не получается?
— Хороший вопрос, — ответил Франц, и заинтересованно посмотрел на Константина.
— Эту причину в свое время теоретик марксизма охарактеризовал как двурушничество. На мой взгляд, есть две фазы двурушничества. Первая — это измена самому себе, вторая — это измена человека человеку. Так вот, у вас давным-давно полный разброд мыслей, поступков, желаний. Значит, первую фазу вы уже прошли. Сегодня могу вас поздравить с вступлением во вторую фазу. Но, учитывая ваше тяжелое детство, польские корни и благородную профессию, я вас отпускаю.
Жизнь в Караганде кое-чему Франца научила. Он и раньше не был паинькой и чистоплюем, а в последнее время особенно остро реагировал на любую попытку его унизить. Он вскочил.
— Заткнитесь, Харасанов, не корчьте из себя лорда Байрона.
Красный Харасанов странно на него уставился.
Всмотрись Франц внимательно в выражение его лица, глаз — он бы заметил, что Харасанов из последних сил сдерживает давящий его гомерический смех.
— О-о-о! Пан Володыевский сейчас схватится за сабельку… Вперед, шляхта! Еще польска не сгинела!
Шлюзы прорвало. Харасанов долго хохотал, содрогаясь гигантским телом.