— Ладно, брат, спасибо тебе за все. Выручил, даже можно сказать, спас. Тем не менее, что ты за птица, в которой есть казахские перышки?
Парень рассмеялся.
— Одно-два, не больше. Вот если бы ты сказал что-то про вербу или про сало, ты бы попал в точку.
— Хохол, что ли?
— Угадал, хохол польского происхождения. Националистам мои слова конечно бы не понравились. Но, мне кажется, в крови каждого хохла есть примеси и польской, и немецкой, и турецкой, и Бог знает какой крови.
— Ты прав, братишка, от националистов я тоже не в восторге. А теперь отдай мою пушку и пора нам познакомиться.
Парень картинно его обнял, в мгновение пистолет оказался у Василия.
— Франц Бялковский.
— Василий Коваленко.
Они обменялись рукопожатиями.
— Так откуда тебе известен казахский язык? Думаю, что на Украине в школах его не изучают.
— Ты прав, на Украине в последние годы самым популярным был язык старшего брата. Теперь все меняется, но казахский пока не изучают.
— Давай ближе к делу, — Василий по-блатному щелкнул пальцами. — Мы опять влазим в национальный вопрос меньшин. Откуда знаешь казахский?
— Как тебе ответить поточнее? Сам я с Украины, но несколько лет приходилось отдыхать от назойливой опеки компетентных органов у вас в Казахстане.
— Посадили, что ли?
— До этого не дошло, а вот уехать вынудили.
Подчиняясь внутреннему порыву, Франц вкратце рассказал Василию свою историю. Различие их полюсов было столь мощным, а взгляды на жизнь столь идентичны, что уже через два часа они стали друзьями.
Воспоминания о Караганде играли здесь решающую роль. Франц, как и Василий, любил этот город странной, смешанной любовью — соединение страха, ненависти и восторга.
Огромный шахтерский город, казахстанский Гонконг, Караганда была достойна этой любви. На территории этого города возвышались тысячи шахтерских могил. Через этот город проходили нити торговли наркотиками, в частности, дорога с Чуйской долиті в Европу. Сюда приезжали сотни тысяч целинников искать и находить свое счастье и несчастье. Здесь нашли конец миллионы мучеников, сосланных режимом Сталина в годы лихолетий. Во многом, благодаря этому региону — его углю и металлу, страна выиграла войну с коричневой чумой фашизма.
Расставаться не хотелось. “Будь что будет, — решил Франц. — Познакомлю его с Харасановым. Этот парень наверняка ему понравится, тем более он из Караганды.”
— А нас тут из Караганды несколько человек. Ничего не имеешь против, если я тебя познакомлю?
Василий несколько настороженно на него посмотрел и сказал:
— В принципе, можно. Но ты уверен, что среди этих людей никто не работает на ментовку?
Боже упаси, — сказал Франц и засмеялся. — Эти люди боятся ментов не менее тебя.
Когда Василий вкратце изложил свою биографию Харасанову, тот с оттенком недоверия заметил:
— А по вашей речи и по виду не скажешь, что вы отбухали шесть лет.
— Дело ваше верить или не верить, но, смею заметить, в зонах тоже имеются библиотеки, где при большом желании можно повысить интеллектуальный уровень.
Они выпили кофе с коньяком и через некоторое время стена отчужденности отступила.
Девушкам Василий явно понравился. Они без причины заходили в комнату, якобы за той или иной мелочью. Франца это смешило и раздражало.
— Девчонки, не мельтешите, присядьте и посидите с гостем. Тем более мы, видимо, ближайшее время будем в одной упряжке.
— Пойдем, погуляем, — предложил Василий Францу. — Если не возражаешь, только вдвоем.
Опустился вечер.
На Калининском проспекте сверкали огнями роскошные витрины магазинов. Мордастые качки с сотовыми телефонами деловито суетились возле иномарок.
Подавленные и раздраженные этим великолепием, они молча шли по направлению к Смоленскому метро.
Двое верзил у входа в магазин “Юпитер” показались Францу знакомыми. Франц с Василием подошли ближе.
Картина прояснилась еще больше. Касым Жарылгапов со своим телохранителем кого-то поджидали. Черный длинный реглан из английской шерсти мягко спадал на шикарные кожаные туфли. Чуть раскосые глаза степняка живо выхватили Франца из толпы.
— Кого я вижу? — Жарылгапов театрально всплеснул руками. — Наш художник осваивает Москву. Давно пора… Чего хорошего сидеть на десятом этаже в клетке, даже с такой красивой девушкой как Наташа.
Франц промолчал. В этом человеке его раздражало все. Он понимал, что лучшим оружием в их общении может быть только его сдержанность. Художник и насильник в этом мире всегда будут антагонистами. Эта борьба будет продолжаться вечно.