Задело за живое, что Шпаковский, не спросив разрешения, даже не взглянув в его, командира, сторону, послушно бросился выполнять приказание Супрунова. Решительна остановил:
- Отставить!
Шпаковский растерянно смотрел то на него, то на Супрунова, колеблясь, кого слушаться.
- Сержант, - после заминки с прежней спокойной, меланхолической иронией продолжал Супрунов. - У нормальных людей за праздничный стол принято садиться всей семьей. А мы выставляем за дверь, как собаку, старшего по возрасту. Нехорошо, некрасиво получается, товарищ младший сержант... - Пристально, презрительно-снисходительным взглядом посмотрел в упор, как бы говоря: да с кем ты вздумал тягаться, салага! - Боишься на минут двадцать остаться без охраны? Да кому мы нужны? Кроме девок, с которыми, кстати, воспитанные, культурные люди не обращаются по-хамски. От девок, сержант, не убережет ни Рева, ни ты, ни начальник заставы, ни «батя», ни сотня караульных с собаками... Опасаешься внезапной проверки? Не бойся и не волнуйся - ее сегодня уж точно не будет. Знаешь, что такое солдатская солидарность? Да с заставы не успеет выйти любая проверка, как мы в курсе дела и наготове. Без солдатской солидарности, сержант, служба в ад может превратиться... - Супрунов уничтожал его своей правдой, полуправдой, неправдой, откровенной демагогией, а он, командир, не мог, не умел с такой же логикой, убедительностью противопоставить свою правду. Кроме как оборвать: «Отставить, прекратить разговорчики, выполняйте приказ», а проще - заткнуть рот. Но заткнуть рот - не значит доказать свою правоту, свою правду...
- Знаю, Супрунов, что такое солдатская солидарность... - заметил, когда тот выговорился, стараясь сохранять спокойный и вместе с тем официальный тон. - Настоящая солдатская солидарность. Учить меня не надо... Когда снимете погоны, Супрунов, ваша воля делать все, что заблагорассудится, вы будете решать, кого слушаться, кого как выражаетесь посылать к бениной маме. А пока на вас погоны, пока находитесь на боевом дежурстве по охране государственной границы, будьте любезны безоговорочно выполнять требования воинских уставов, приказы и распоряжения командиров. Это не моя выдумка, не моя прихоть. Вы, как и я, приняли присягу и собственноручно подписались под ней. Там все сказано. Больше от вас ничего не требуется. Дослуживайте добросовестно и достойно. Не думаю, что желаете переслуживать месяца два-три, демобилизоваться в последнюю очередь.
Супрунов не стал ни возражать, ни продолжать свой монолог. Подумал и сказал язвительно, с каким-то подтекстом:
- Что ж, живи своим умом, младший сержант. У меня и в самом деле нет никакого желания и дня переслуживать. Пусть будет по-вашему, товарищ младший сержант. Будем дослуживать только по уставам, только по приказам... - хитро улыбнулся сам себе. - А теперь пошли к столу, и мы, и Рева проголодались...
Молча, мрачные, безо всякого аппетита взялись за лакомства. Он, Бакульчик откусил колбаски - и почувствовал, будто одолжил у собаки глаза. Положил остаток:
- Спасибо, я поужинал на заставе. Разве что чаю выпью за компанию...
Никто не уговаривал. Сделал было попытку Шпаковский, но Супрунов смерил его таким взглядом, что тот запнулся на полуслове.
- Подай товарищу младшему сержанту из ведра, - распорядился Супрунов. Чая нет.
Соболев, к которому он обратился, встал, кружкой зачерпнул в ведре и поставил ее перед ним, полную... молока! Поразился:
- Откуда?!
- Да-а, оттуда... - неопределенно ответил Соболев.
- Если не подходит, принесем и согреем воду... - язвительно, с каким-то подтекстом, заметил Супрунов.
- Почему не подходит...
Молоко было свежее, почти парное. С ностальгией вспомнил деревню, мать, глиняный кувшин... С величайшим удовольствием опорожнил поставленную Соболевым кружку вприкуску с хлебом, поблагодарил и, чтобы не тяготить своим присутствием, отошел к столику под лампой, стал всматриваться в сегодняшний график. Очередной «луч» через одиннадцать минут, последний - в половине пятого. Значит, подъем в час дня. Успеть бы до темна свозить те дрова...