- Я готов, товарищ младший сержант, - встал из-за стола Супрунов.
- Заступайте...
- Не-ет, товарищ младший сержант! Мы договаривались только по уставу, а это не по уставу. Без приказа по всей форме исполнять не буду...
На какое-то мгновение он, Бакульчик, стушевался, но тут же взял себя в руки, даже обрадовался: ты же и сам не понимаешь, Супрунов, какую услугу оказываешь - сам требуешь то, на что я не мог решиться, полагая обойтись без таких формальностей. Получишь их, Супрунов, по полной программе получишь! И ты, и остальные. Задумал довести до абсурда, выставить на посмешище? Посмотрим, Супрунов, кто посмеется последним! Сказал спокойно:
- Рядовой Супрунов, подготовиться к выступлению на охрану государственной границы... - И когда тот застегнул бушлат на все пуговицы, приставил приклад карабина к правой ноге, подал команду «смирно», взял под козырек: - Вам приказано выступить на охрану государственной границы Союза Советских Социалистических Республик. Вид наряда - караул...
Сзади захихикали. Остановился, медленно повернулся, смерил строгим взглядом Шпаковского, Соболева, сидящих и еле сдерживающих ехидные усмешечки.
- Встать! Смирно! - тяжелым взглядом поднял, заставил опустить руки по швам. - Ефрейтор Шпаковский и рядовой Соболев, при отдаче приказа на охрану государственной границы присутствующие становятся по стойке «смирно», а не скалят зубы, развалившись. Вижу, есть необходимость в перерывах между «лучами» освежить в памяти требования устава. Этим и займемся. - Повернулся и закончил отдачу приказа Супрунову.
Доложив, как положено по уставу, о готовности выполнить приказ, Супрунов ушел, а Шпаковский и Соболев все еще стояли с руками по швам, растерянно моргая глазами.
- Вольно... - улыбнулся сам себе. - После отдания приказа из стойки «смирно» выходят без приказа, товарищи ефрейтор и рядовой. Ничего, позубрим еще разок - вспомните...
Соболев и Шпаковский переглянулись: всерьез это или шутка?
Возвратились после очередного «луча», когда Рева сидел за столом и с аппетитом уплетал за обе щеки оставшиеся лакомства. Было впечатление, что его не очень волнует происходящее. В отличие от него, Шпаковский и Соболев выглядели озабоченными пуще прежнего. Особенно Шпаковский: ходил, мялся, не решаясь что-то просить.
- Командир, что - так и всегда будет?
- Вы о чем?
- Ну, под козырек?
- Конечно! Мы же на охране границы, а не на шарашке. И почему для кого-то должно быть исключение? Вы же сами захотели...
- Да брось, командир. Супрунов брякнул под горячую руку...
- А я согласен с Супруновым. Мы - воинское подразделение, а не колхозная бригада.
- М-м-да-а... - недоверчиво посмотрел Шпаковский. - Может, и увольнительная в деревню понадобится? - улыбнулся с ехидцей.
- Увольнительная или неувольнительная, - не принял его иронии, - а без разрешения и без дела болтаться по деревне не будем...
- Ну, а к девчатам, например? - продолжал с хитрецой, но уже без прежнего ехидства Шпаковский. - Это как: по делу или без дела?
- Никаких девчат! - уже сам улыбнулся с ехидцей. - Здесь не курорт, где за девчатами бегают. Баста! - И брякнул наобум: - А то двое для отвода глаз светят, а трое - по девкам шастают...
- Откуда вы знаете?! - застыл пораженный Шпаковский, выдавая: и такое, оказывается, бывало...
- Знаю... - посмотрел на него многозначительно, намереваясь еще что-нибудь выведать таким макаром. - И еще кое-что знаю... И об Аманде, и о Эли, и о Юте, например... - И глядя в округленные глаза Шпаковского, сказал: - Чья Аманда?
Тот заулыбался, но не ответил. Насторожились Соболев и Рева, тоже пораженные его осведомленностью.
- А Эли, Лайма чьи?
- Не знаю...
- А Юта? - Командирская Маруся! - заулыбался во все лицо Шпаковский.
Наступила очередь удивляться уже ему: значит, названная «батей» Юта и есть та симпатичная блондинка, которую ему намеревались удружить! Вот так: мог вляпаться в первый же день...
- Значит, решили передать по наследству?
- Согласись, командир, девка - во!
- Все, Шпаковский! С девками будем завязывать...
- Хм, попробуй завяжи, не сходив...
- На колено будем ломать, Шпаковский, и через колено...
Похохотали...
***
То далекое событие вызвало у Бакульчика легкую снисходительную улыбку, вдруг почувствовал в себе волнение, будто вновь очутился в той очень непростой ситуации и необходимо принимать самое правильное решение, выбирать самый разумный, самый оптимальный вариант. На миг даже забыл, что знает, как решилось, чем все окончилось, но всего лишь на миг, с сожалением думал, что у прошлого нет вариантов, все, что произошло, имеет только одно решение, признает только один вариант. Прошлое живет по своим законам... Но разум, душа протестуют, не желают подчиняться этим законам, принимать одновариантность, мириться с отсутствием сослагательного наклонения. Потому и возникав у человека жалящее чувство стыда, угнетающее понимание вины - делал не так, выбрал не лучший вариант, принял скверное решение, и начинает мучить совесть, а душа - искать утешения в покаянии. Если есть, конечно, та душа, если не живет она в одновариантном режиме.