Едва рассвело, как началось какое-то движение, стали раздаваться крики. Сержанты тормошили полусонных, кое-кого буквально выковыривали из сена и ставили в ряд посредине сарая. Вскоре появился капитан, но не тот, что вез из Ленинграда, и представился: он - начальник «учебки», где им предстоит получить навыки пограничного мастерства. Капитан имел странноватый вид: на щуплой фигурке с маленькой головкой сидела огромная рыжеватая курчавая копна волос, и эта кричащая диспропорция делала его похожим на гриб. Начальник назвал свою фамилию - Трунов и, достав из портфеля список, пожелал познакомиться с личным составом. Он зачитывал фамилии, и названный должен был сделать шаг вперед и выкрикнуть: «Я!» Первых окидывал взглядом, затем потерял интерес и зачитывал, не отрываясь от бумаги. Убедившись, что все в наличии, поздравил с началом славной пограничной службы, приказал старшине Мадюде накормить всех сухим пайком и быть готовыми к принятию бани, переобмундированию, сообщив, что желающие отправить свою штатскую одежду домой должны сложить ее аккуратненько и оставить записку с адресом. Но они были уже ушлые: сопровождавшие до Ленинграда сержанты предупредили, чтобы не верили, - никто никуда их вещи отправлять не будет, все достанется старшине-живоглоту, поэтому следует загнать все стоящее на вокзале в Ленинграде, где возле новобранцев крутится соответствующая публика. Распродажа шла вовсю, несмотря на бдение новых строгих сержантов. Он, Бакульчик, постеснялся барахолиться, выменял у какого-то работяги старую затасканную телогрейку на свой новенький модный плащ, и эта надежная одежка сослужила добрую службу в дороге, в сарае, где оставшиеся в пиджаках, а то и вовсе в сорочках, стучали зубами от холодрижины.
Поделили на три группы во главе с сержантом и по очереди начали водить в натопленную баньку на берегу озера. Но погреть всласть продрогшие телеса не давали - гнали в раздевалку, где ждал Мадюдя со стопками обмундирования. Он оценивал голыша на глаз, вручал из той или иной стопки нательную сорочку, подштанники, штаны-галифе, китель, спрашивал только размер шапки и сапог. Самостоятельно брали из сваленных у стенки куч рюкзаки, по паре байковых портянок, по три подворотничка, ремень со звездой на массивной пряжке, комплекты погон, петлиц, эмблем, по катушке белых и черных ниток, иголки.
Одетые в форму, еле узнавая друг друга, направлялись в казарму - похожий на тот, где ночевали, сарай, но с небольшими окнами. Внутри по обе стороны были двухъярусные нары, сложенные на скорую руку печки-стояки. Прежде всего привели в порядок полученную форму, приладили погоны, петлицы, эмблемы, звездочки на шапки, подшили подворотнички, затем сержанты определили место каждому на нарах, показали, как следует заправлять одеялами сенники, чтобы не было ни складочки. Усвоив нехитрую науку, направились в столовую, которая находилась рядом, в сарайчике поменьше.
Отобедав, после десятиминутного перекура приступили к занятиям по строевой подготовке. Поначалу все это было занимательно, даже интересно, но когда сержант заставлял по двадцать, тридцать раз повторять одно и то же - «становись», «разойдись», «нале-во», «напра-во», «смирно», «вольно», «равняйсь», «отставить!», стала одолевать сирая тоска. Но вскоре появился капитан Трунов и распорядился занятия закончить, всем направляться на хозработы, указал на хату по соседству и приказал:
- Разобрать, попилить, поколоть! Через два дня доложить.
Хата была добротная, с резными наличниками, толстый, аккуратно подогнанный брус в стенах - что звон. И поразительной красоты, с невиданными узорами и орнаментом кафельные печки внутри. Они уже знали, что в деревне жили финны, которых выселили после ликвидации Карело-Финской Республики, а теперь, дабы кому не взбрело в голову возвратиться нелегально, деревню отдали военным. Хотя все были комсомольцами, а двое даже кандидатами партии, но каждый чувствовал какую-то неловкость, некое подобие великого греха крошить дров ради эту красоту и добротность. И вообще не укладывалось в их гражданские головы: зачем ломать хату, если запасливые, хозяйственные финны оставили полные навесы превосходных сухих дров, да еще в каждом дворе - два-три аккуратно сложенные стога-пирамиды? Бери и носи готовые в казарму. На здравый ум и их следовало бы разместить поотделенно в просторных пустующих хатах, а не в сарае-казарме, где сколько ни топи - жуткая холодина. Сунулись делегацией к Трунову, тот возмутился и преподал первый урок армейской мудрости: