- Правильно, что пригласил. График только подальше прячьте, чтобы не попал кому на глаза.
Услышав, что приходил и посмотрел фильм белогвардеец, страшно удивился:
- Вот это да! Никогда ни с кем на контакт не шел и вдруг! Чем ты его взял?
- Есениным... - засмеялся.
Замполит хотел что-то спросить, но не спросил, и лишь когда пошли на «луч», оставшись тет-а-тет на вышке, поинтересовался:
- Слушай, я не врубился: что за Есенин?
- Поэт, товарищ старший лейтенант, - пояснил, удивившись. - В двадцать пятом году умер тридцатилетним. Наш белогвардеец, оказывается, знал его лично. Невероятно, но похоже на правду.
- А этот Есенин из беляков? - насторожился замполит.
- Нет, был вполне лоялен к Советской власти. Писал хорошие стихи и о Ленине, но в основном далекую от политики лирику.
- Это хорошо, что без политики, - похвалил замполит и искрение признался: - В стишках я - полный профан. Возненавидел их еще в школе, когда наизусть учить заставляли. Плохо, конечно, стыдно кому говорить, но не могу пересилить себя, взяться читать. Так что смотри сам...
Очень довольным остался и реакцией белогвардейца на революционно-патриотический фильм, посоветовал поддерживать контакты, воздействовать в правильном направлении:
- Чего бояться?! Нас, коммунистов, не собьешь с правильного пути, мы сами кого угодно перевоспитаем...
На прощание он, Бакульчик, уговорил его взять на время и познакомиться, чтобы быть в курсе, томик Есенина. Брал неохотно, ради приличия, а через два дня позвонил:
- Знаешь, а понравились, очень понравились. Вот это стишки! Такие бы в школе учили! Дал жене, она уже половину наизусть выучила...
***
Следующая встреча с белогвардейцем в его доме поразила, оставила гнетущее, удручающее впечатление. Такой бедности и представить себе не мог, даже не верилось, что в наше время кто-то может жить в такой вопиющей нищете. Нары вместо кровати, три старые-престарые табуретки, сколоченный из грубых досок стол, гвозди в стене с висящей обветшалой одеждой - вот, пожалуй, и вся обстановка. Недобрым словом вспомнил Супрунова: нашел у кого воровать! Заметив его смятение, старик пояснил неохотно:
- Распродал все, когда покойница, - перекрестился, - царствие ей небесное, хворала... - И не захотел дольше распространяться на эту тему, пригласил к книжным полкам.
Было видно, что ему неловко за свою нищету, но держался с подчеркнутым достоинством, не требуя ни понимания, ни сочувствия.
Книги на самодельных, грубо сколоченных полках занимали почти всю стену. Они были старые - дореволюционные и в прошлом веке изданные, на русском и иностранных языках. В основном художественная литература. Классики немножко знакомые и совсем незнакомые авторы.
- А здесь, молодой человек, - с торжественным волнением показал хозяин, - прижизненные издания Гоголя, Лермонтова, Тургенева, Некрасова, Салтыкова-Щедрина, графа Льва Толстого, Достоевского. Есть и Александр Сергеевич...
Как вежливый гость, брал с полки томики, листал пожелтевшие страницы. Это было очень интересно, но не настолько, чтобы впадать в неистовое восхищение, - Пушкина, Гоголя, Толстого можно прочитать в современном правописании, не спотыкаясь на разных «ятях». Хозяин, видимо, каким-то образом, прочитал его мысли, грустно вздохнул:
- Боюсь, после меня все это выбросят в утиль...
Хотел решительно возразить, успокоить старика, но тот быстренько взял с полки тоненькую книжицу и предложил как-то уже безразлично:
- Полюбопытствуйте...
Это была книжечка Сергея Есенина «Голубень». Поднял обложку - мелким кругленьким почерком с наклоном сверху вниз написаны фамилия и имя хозяина и еще несколько слов. А ниже - покрупнее «С. Есенинъ». И сразу отпали все сомнения, хотя почерка Есенина никогда не видел. Бережно, с волнением держал реликвию: подумать только - эта книжица помнит глаза, руку самого поэта! Пронзило: возможно, и те старые томики, которыми так гордится старик, помнят руки, глаза Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Некрасова... А он, невежда, о «ятях»!.. Почти машинально возвратился к полке, осторожно, бережно потрогал, погладил корешки книг. Постоял задумчиво, еще раз посмотрел внимательно на книжечку Есенина, протянул ее хозяину, виновато попросил:
- Расскажите, пожалуйста, все, что помните о поэте...
Старик смотрел потеплевшими глазами.
- Да, собственно, и рассказывать не о чем, а фантазировать, брать грех на душу не хочу, - тихо молвил он. - Не буду вешать вам лапшу на уши: мол, были с Есениным закадычными друзьями. Просто, нас тогда, как, впрочем, вижу, и ваше поколение сегодня, буквально ошеломил высокой поэзией юный, златовласый, с внешностью ангела - посланца небес поэт. От его поэзии исходило что-то неземное, непостижимое. В нем усматривали прямого преемника Александра Сергеевича. Даже имена Александр Сергеевич и Сергей Александрович казались знамением. Ходили на выступления, искали встреч чаще всего в ресторанах и иных питейных заведениях, где он бывал с компанией, мы тоже любили погусарить. Так и познакомились, могу добавить: гуляли навеселе по московским улицам, раза три помогал Сереже, простите за такую фамильярность, добраться домой... Да ничего существенного, главное - его поэзия... Если вас интересует более существенное, могу припомнить о встречах с Андреем Белым, Николаем Клюевым, Игорем Северяниным.