Выходных ждали как самых больших праздников, а праздников - как самых удачных, веселых выходных.
Бросалось в глаза, казалось странным, непонятным: стоит появиться пожилой женщине, как девчат будто подменяют - смиреют, перестают разговаривать, даже понимать по-русски. И тогда они, военные, превращаются в безъязыких болванов, слушают непонятную речь, невразумительно моргая глазами. Многие слова, отдельные выражения они, прежде всего Шпаковский и Соболев, понимали, но не настолько, чтобы хоть приблизительно уловить смысл, суть разговора. Гоцицидзе тот вообще не мог выговорить ни одного эстонского слова, кроме с диким акцентом «тэрэ» и «ятайга». Не многим дальше шли познания в эстонском и у него, Бакульчика, и девчата говорили при нем, не стесняясь, лукаво подмигивая и похихикивая. Страшно дискомфортно, когда чувствуешь, видишь: говорят о тебе, возможно, обговаривают, а ты - ни бум-бум, стоишь и глупо моргаешь, вымучивая идиотскую улыбочку.
Прошлой осенью в автобусе, вслушиваясь в звучание эстонской речи, возникло желание непременно выучить язык. Теперь, то и дело попадая в положение безъязыкого болвана, оно превратилось в одержимость. В библиотеке на заставе отыскал русско-эстонский разговорник - не очень объемная книжечка с самыми ходовыми словами, чрезвычайно удобная, что эстонские слова означены латинкой и кириллицей с ударениями, производными, падежными особенностями. Поставил себе программу-минимум: кровь из носу, пятнадцать слов в день - назубок! Выписывал в блокнотик самые нужные, зубрил, оставаясь наедине, бормотал или произносил вслух, складывал слова в предложения, тут же вылавливал недостающие и заучивал в первую очередь. Труднее всего давались падежные окончания, а падежей в эстонском в два раза больше, чем в русском, и реально, что всех нюансов, тонкостей языка ему не осилить, его эстонский будет сквернее, чем русский у Гоцицидзе, тем не менее не прошло и месяца, как стал улавливать смысл разговора, а вскоре уже понимал почти все. Но продолжал прикидываться безъязыким. Игра нравилась, хотя все время ловил себя на том, что это не совсем прилично. А им что, прилично? Иногда девчата настораживались, перекидывались: мол, похоже, этот что-то соображает, но успокаивались - да откуда ему соображать?! Чего только не наслушался о себе, о своих орлах! И когда однажды вмешался в их довольно пикантный разговор, зашпарил на своем безнадежном эстонском, эффект превзошел все ожидания: онемели с вытаращенными глазами и раскрытыми ртами, немного очухавшись, с визгом разбежались, чтобы с неделю обходить стороной, не попадаться на глаза. Потом удивлялся, как они его не поколотили.
Откровенно говоря, девчата его мало интересовали, совсем не интересовали - на родине ждала Галя, почти невеста. Каждый день писали друг другу предлинные письма. Да и не было здесь такой, из-за которой можно было потерять голову, даже так себе приударить, для легкого флирта. Ну, одна-две - не больше. Айна, например. Обычно, эстоночки - светловолосые, худощавые, рослые, похожи на неброские, даже блеклые цветы. Русоволосая, среднего, даже ниже среднего роста Айна цвела необычно ярко и броско, цвела всем - и припухшими чувственными губами, уголки которых как-то необычно вздрагивали при волнении, и озорной белозубой улыбкой, и разлетом бровей, то удивленно расходящихся, то насупленно сужающихся, и всей своей совершенной, будто выточенной фигуркой - нечего прибавить и нечего убавить. Но Айна такая недотрога и дикарка, как ни увивается возле нее сержант-киномеханник, когда приезжает с кинопередвижкой, - и все мимо, демонстративно от ворот поворот. И у его орлов, едва завидят Айну, глазки маслянеют. А она - ноль внимания, дичится. Как-то пригласила его на белый танец. Закружил, она споткнулась, ойкнула, машинально подхватил, прижал к груди, почувствовал упругие бугорочки, и - будто током ударило, ее, показалось, - тоже. Решительно оттолкнула, насупила брови, опустила глаза.
Дотанцовывали спокойно, на приличном расстоянии друг от друга.
На что ему эта Айна! Пусть цветет-красуется, не его она цветочек. Его цветочек там, на родине. Можно было бы просто так, для спортивного интереса, без всяких намерений и задних мыслей поиграть с этой красивой эстоночкой, и она видимо, не прочь была бы принять легкий флирт - нет на свете девушки, не желающей мужского внимания. Тем более здесь, где и пофлиртовать не с кем. Но слишком уж неудобна для таких ухаживаний эта недотрога - по-русски почти не разговаривает, видимо, в школе училась на одни «трояки», или вовсе красивая глупышка, природа часто компенсирует женщинам отсутствие ума красивой внешностью. А с его эстонским - смех... И вообще: от легкого флирта ради забавы до аморалки бывает всего один шаг. С легкого флирта, скорее всего, начиналось и у Супрунова, а чем кончилось... Да что подумают, что скажут подчиненные, если он, их командир, бросится в дела амурные? Тут же последуют его примеру, начнется такой бедлам, какой и не снился «бате». Нет, его обязанность - показывать иной пример - образец моральной чистоты, нравственной требовательности, и в первую очередь к самому себе, как того требует партийная этика. Поиграть в мяч, потанцевать, пошутить и - стоп! Все должно быть в меру приличия.