Его пузатое тело задрожало, когда он схватил Кинкейда за лацканы пиджака и пропищал:
— Есть новости?
Кинкейд медленно покачал головой. Блескинд сунул сигару в искривленный рот.
— Работаем дальше, — отрезал он. — Мы будем резать Джорлу. Если он не появится, когда закончим сцены, в которых он не нужен, потом найдем другого актера. Но мы не можем ждать.
Приземистый режиссер торопливо вышел на сцену. Повинуясь внезапному порыву, Кинкейд схватил меня за руку и потащил за переваливающимся Блескиндом.
— Давайте посмотрим первые кадры, — предложил он. — Я хочу посмотреть, что за историю они создали.
Мы вошли на четвертую сцену. Готический замок, родовое поместье барона Ульмо. Темный, мрачный каменный склеп ползущего ужаса. Покрытые паутиной и пылью, покинутые людьми, днем отданные крысам, а ночью — неземным ужасам. У склепа стоял алтарь, алтарь зла, огромный острый камень, на котором древний барон Ульмо и его дьявольские соучастники приносили свои жертвы. Теперь барон лежал в яме под алтарем. Такова была легенда.
Согласно первому запланированному кадру, Сильвия Ченнинг, героиня, исследовала замок. Она унаследовала дом вместе со своим молодым мужем. В этой сцене она впервые увидела алтарь, прочитала надпись на его основании. Эта надпись должна была стать невольным заклинанием, открывающим склеп под алтарем и пробуждающим Джорлу, барона Ульмо, от мертвого сна. Тогда он должен был подняться из склепа. Именно в этот момент съемка была прекращена из-за странного отсутствия Джорлы.
Декорации были великолепно обработаны. Кинкейд и я заняли свои места рядом с директором Блескиндом, когда раздался хлопок. Сильвия Джаннинг вышла на площадку; были поданы сигналы, вспыхнули огни, и началось действие.
Это была пантомима. Сильвия прошла по затянутому паутиной полу, заметила алтарь, осмотрела его. Она наклонилась, чтобы прочитать надпись, затем прошептала ее вслух. Послышался гул, когда механически начали открывать склеп-алтарь. Алтарь качнулся в сторону, и открылась черная зияющая яма. Верхние камеры повернулись к лицу Сильвии. Ей предстояло в ужасе смотреть на склеп, и она сделала это великолепно. В кадре она будет смотреть, как появится Джорла. Блескинд приготовился дать сигнал к действию. Затем…
… что-то появилось из склепа!
Он был мертв, этот ужас с маской безликой плоти. Его худое тело покрывали гниющие лохмотья, а на груди красовалось кровавое распятие, вырезанное из мертвой плоти. Глаза омерзительно полыхали. Это был барон Ульмо, восставший из мертвых. И его играл Карл Джорла!
Макияж лежал идеально. Его глаза были мертвы, как и в другом фильме. Губы снова казались разорванными, а рот еще более ужасным, как черная расселина.
И след кровавого распятия был просто громадным.
Блескинд едва не проглотил сигару, когда появился Джорла. Но быстро взял себя в руки и молча подал знак операторам продолжать съемку. Мы подались вперед, следя за каждым движением, но в глазах Кинкейда светилось удивление, похожее на мое.
Джорла вел себя как никогда раньше. Он двигался медленно, как должен двигаться труп. Когда австриец поднялся из склепа, каждое крошечное усилие, казалось, причиняло ему невыносимую боль. Сцена была беззвучной; Сильвия упала в обморок. Но губы Джорлы зашевелились, и мы услышали слабый, шепчущий звук, который только усиливал ужас. Теперь жуткий труп почти наполовину выбрался из склепа. Он потянулся вверх, все еще бормоча. Кровавое распятие из плоти жутко алело на груди… Я подумал о том, что именно нашли на теле убитого иностранного режиссера Фрица Оммена, и понял, откуда у Джорлы появилась эта идея.
Труп напрягся… он карабкался. вверх. а затем, с внезапным шумом, тело напряглось и скользнуло обратно в склеп.
Кто закричал первым, я не знаю. Но крики продолжались и после того, как реквизиторы бросились к склепу и посмотрели на то, что лежало внутри.
Когда я добрался до края ямы — тоже закричал.
Ибо она была совершенно пуста.
Хотел бы я больше нечего было рассказывать. Газеты ничего не узнали. Полиция все замяла. В студии воцарилась тишина, и постановка была немедленно прекращена. Но на этом дело не кончилось.