– Как скоро?
– Через две недели.
Патрик ожидал, что Эльке запляшет от радости. Вместо этого она ударилась в слезы.
– О нет, – прошептала она, зарывшись лицом в руки, как будто он сообщил ей ужасную новость.
– Можно вернуться и раньше, если ты так торопишься.
– Я вовсе не тороплюсь. Можно подумать, что ты не знаешь, что я вообще не хочу уезжать отсюда.
– Я знаю, все знаю. Да, это будет не легко, разговор с Шарлоттой обещает быть трудным, но это надо сделать.
– О каком разговоре с Шарлоттой ты говоришь?
– Я собираюсь просить ее о разводе. – Своей здоровой рукой он потянулся к Эльке, но она уклонилась.
– Не надо меня трогать. Потому что, если ты прикоснешься ко мне, я не смогу сказать тебе то, что собиралась сказать, а сказать это надо. Дело в том, что, как только мы возвратимся на ранчо, я собираюсь уехать.
Патрик, потрясенный, смотрел на нее.
– Но я думал…
– Я знаю, дорогой, что ты думал, потому что я думала то же самое. Но, посмотри сам, как я могу остаться? Чтобы каждую ночь ты, дождавшись, когда уснет Шарлотта, прокрадывался в мою комнату? Мы оба знаем, что так оно и будет. У нас остались две недели любви. Эти последние две недели будут самыми лучшими в моей жизни. Они будут принадлежать нам. Вся остальная твоя жизнь принадлежит жене.
– Но мы должны рассказать Шарлотте правду. Она слишком горда, чтобы быть замужем за человеком, который любит другую.
Эльке кулаком вытерла слезы.
– Ты не можешь отослать ее в Натчез на позор. После того как ты ее отвергнешь, она не будет нужна никому. А мы оба знаем, что жить без мужчины она не может. Ее жизнь будет разрушена.
– А как насчет моей жизни, и… твоей? Разве мы не заслуживаем счастья? Если ты не хочешь оставаться на ранчо, мы можем уехать куда-нибудь еще и начать новую жизнь.
– И ты что, действительно думаешь, что сможешь жить в мире с самим собой, если я позволю тебе это сделать? Мне ли не знать, как много значит для тебя ранчо! Оно у тебя в крови.
– Это ты у меня в крови. Ранчо гроша ломаного не стоит, если я не смогу разделить его с тобой.
– Но ты разделишь его когда-нибудь со своими детьми. Ты всегда этого хотел. Это твоя мечта.
– К черту, Эльке, почему ты такая упрямая? Я не говорю, что будет легко разговаривать с Шарлоттой. Но, насколько я все понимаю, у нас нет выбора. Ты не можешь уйти от меня сейчас, после всего, что между нами было. Разве ты не понимаешь, как много для меня значишь? Гораздо больше, чем тысяча любых ранчо. – Патрик был готов упасть на колени, если бы знал, что это поможет. – Не делай этого, прошу тебя.
– Оставь, Патрик. Давай не будем портить те немногие дни, которые нам остались.
С хриплым стоном, похожим на рыдание, Патрик потянулся к ней снова. На сей раз она упала в его объятия.
Шарлотта сидела в ванной и наблюдала, как пузырьки на ее коже лопаются и пропадают. Говорят, долгое пребывание в ванне может испортить цвет кожи, а она у нее такая нежная! Ну и плевать! Как она выглядит, какое это имеет сейчас значение?
Найджелу безразлично, сколько часов она проводит, чтобы быть красивой. Для него. Он стал таким отчужденным с тех пор, как весть о ранении Патрика достигла ранчо. С этого самого дня он избегал оставаться с ней наедине. А в те редкие минуты, когда это случалось, он говорил о том, какой Патрик смелый и благородный.
Лопающиеся пузырьки напомнили Шарлотте о ее рухнувших надеждах. И нельзя сказать, что она не старалась. Она использовала все отпущенное ей время, она использовала все шансы, какие были. И вот сейчас, когда цель была, казалось, совсем близко, ее планы с треском провалились. Через несколько дней возвращается Патрик и с надеждой завлечь Найджела к себе в постель придется расстаться.
Мрачная, Шарлотта вылезала из ванны. Ее жажда Найджела усиливалась в прямой пропорции тому отчуждению, которое усиливалось между ними.
В первый раз судьба отказывала ей в том, чего она желала, и Шарлотта была в растерянности. Она не знала, что делать. Иногда, когда она смотрела на Найджела, сидевшего за роялем, он выглядел таким погруженным в музыку, что, казалось, не знал о том, что она присутствует в той же самой комнате.
Шарлотта топнула своей босой ножкой. Она знала, что Найджел ее любит. Знала. Но он сказал ей, что собирается покинуть ранчо, как только вернется Патрик.
Она в злобе еще раз топнула, как вдруг краем глаза увидела, что по полу пробежало что-то белое и омерзительное.
Думать у Шарлотты не было времени. Крик, леденящий кровь, вырвался из ее груди, и она в чем мать родила вскочила на крышку унитаза.
Найджел был в это время в библиотеке, заканчивал письмо кузену, в котором сообщал, что возвратится в Лондон в конце осени. От крика, доносившегося откуда-то сверху, у него поднялись волосы на голове. Кричала женщина.
Господи, да это же Шарлотта! Она кричала так, как будто ей угрожала смерть.
Он вскочил на ноги, по дороге опрокинув чернильницу.
– Шарлотта, Шарлотта, я иду!
С тех пор как Найджел услышал о поединке в Льяно, он постоянно носил на ремне два «кольта».
Граф бежал, перепрыгивая через ступеньку, не зная, с чем столкнется на втором этаже. И его это не страшило. Он был готов сразиться с целой бандой команчей-мародеров.
Шарлотта закричала снова, и Найджел понял, что она в ванной. В последнее время у нее появилась новая страсть – купание.
– Я иду! – закричал он, вытаскивая «кольты». Слава Богу, она не закрыла дверь. Он ввалился в ванную с двумя пистолетами в руках.
Шарлотта стояла на крышке унитаза, голая, вода стекала с ее тела ручьями. И что за восхитительная это была кожа – белая, искрящаяся тысячами маленьких капелек, сверкающих как бриллианты!
Она и не подумала хоть как-то прикрыться от его жадного взгляда.
– О, Найджел, никогда в жизни я не была так напугана. Я как раз вылезала из ванны, когда пробежал скорпион. Он пробежал практически по моей ноге.
Ее зубы стучали.
Его челюсти сжались от возникшего острого желания.
– Давай посмотрим, где он, – произнес Найджел, пряча «кольты» и неохотно отводя глаза от богини на крышке унитаза.
Беглый осмотр к успеху не привел. Скорпиона нигде не было.
– Наверное, он успел убежать. Я полагаю, тебя он испугался больше, чем ты его.
Шарлотта решительно встряхнула головой. При этом, ее груди соблазнительно всколыхнулись.
– Ты, наверное, думаешь, что я специально это подстроила, чтобы вызвать тебя сюда?
– Да, нет же. Я уверен, что ты что-то видела и это что-то тебя испугало. Но теперь здесь абсолютно спокойно. Можешь слезать. – К его ужасу, он произносил эти слова каким-то осипшим голосом.
– Ни за что на свете. Нет уж спасибо, лучше я останусь здесь.
Другая женщина сделала бы попытку хотя бы прикрыть грудь, но не Шарлотта. Какой же она была сейчас прекрасной и… желанной!
– Ты хочешь, чтобы я отнес тебя в твою комнату?
– По-моему, нечего даже спрашивать.
Она раскинула руки и прыгнула на него. Это было так неожиданно, что он не устоял на ногах, и они оба повалились на пол, причем она оказалась сверху.
Через тонкую материю своей рубашки Найджел почувствовал твердые груди Шарлотты.
Шарлотта почувствовала его восставшую мужественность, упирающуюся ей в живот.
Найджел мгновенно забыл о чести и о прочем.
Шарлотта забыла все о скорпионах.
Они сконцентрировались друг на друге.
Эльке уложила свои вещи в сумку, притороченную к седлу. Ноги были как свинцовые. Она с трудом вставила одну в стремя и вскочила в седло.
– Представляю, как ты радуешься, что наконец-то возвращаешься домой, – сказала Милдред. – Но нам с Генри вас будет так не хватать!
– Мне тоже вас будет не хватать, – ответила Эльке.
Вортоны были так добры к ней и Патрику. Ей было противно лгать Милдред, даже теперь при прощании. Но правда может испортить все то хорошее, что было под крышей дома этой чудесной женщины.
– Ну дамы, только не плакать, – весело проговорил Генри Вортон. – Прощание ведь не навеки. Уверен, вы будете видеться друг с другом время от времени. Ваше ранчо всего лишь в шестидесяти милях отсюда, правда, Патрик?