Юноша отступил на шаг, озираясь по сторонам. Справа и слева от малых ворот в темноту ночи тянулись склоны крепостного рва. Перед самыми воротами через него был перекинут мост. Густой мрачный лес, на несколько махов отступавший от дороги и стен, вставал стеной. Само поместье-столица словно светилось изнутри — камни, слагавшие крепостные стены, казались озарёнными изнутри мягким голубоватым светом, но сейчас, в сочетании с темным лесом и черным рвом это сияние наводило на мысль о мертвецах.
— Куда я пойду? — скорее подумал он вслух, нежели прямо спросил у стражника. — Пустите меня в столицу!
— А кто ты такой? Чей-нибудь сын?
Юноша уже открыл рот, чтобы ответить на этот вопрос утвердительно, но прикусил язык:
— Н-нет, я просто… Я артист. Я отстал от труппы!
— Ах, артии-ист, — стражник обернулся через плечо на кого-то из своих соратников, что оставались внутри. — Тогда подождёшь снаружи, невелика птица. А если на воздухе ждать неохота, то отправляйся на ферму. В полулиге отсюда живет альфары. У них переждешь, а через час после рассвета приходи. И, если докажешь, что ты — артист, пропустим!
После такой отповеди приезжему стоило лишь отступить. Но, вопреки совету, он не направился по дороге в сторону ближайшей фермы, а побрёл вдоль крепостной стены, посматривая на неё с холодным расчетом акробата. Стража не препятствовала ему — взобраться по гладкой поверхности без подручных средств и, самое главное, помощника, который кинет веревку, было невозможно.
Но, как оказалось, незнакомца интересовало отнюдь не это. Он выбирал не только место на крепостной стене — не раз его взор обращался и на росшие рядом деревья, особенно на те, чьи ветви торчали в разные стороны. Он прошел примерно половину лиги прежде, чем нашёл искомое.
Старому вязу явно было тесно среди деревьев, и он не просто растопырил сучья, словно многочисленные конечности, но и слегка наклонился в сторону от собратьев. Смерив глазом расстояние, приезжий юноша воровато оглянулся по сторонам, стащил сапоги, связал их за шпоры веревочкой, вешая на шею, и, оставшись в одних носках, быстро полез вверх по стволу, цепляясь руками и ногами за выступы в коре так ловко, словно лазил здесь всю жизнь. За несколько минут, лишь один раз остановившись передохнуть — долгий изматывающий путь отнял и без того много сил — он добрался до нужного сука и, раскинув руки, пошёл по нему, как по канату. Добравшись до того места, где дерево под ним стало скрипеть и прогибаться, он немного помедлил, примеряясь, а потом, сгруппировавшись, резко оттолкнулся от ветки, посылая тело в отчаянный прыжок.
Страх и осознание того, что у него всего одна попытка — первая и последняя, которая могла бы стоить жизни! — он собрал все силы и долетел, успев кончиками пальцев схватиться за край стены. Несколько секунд висел, напрягая мускулы, потом медленно, стиснув зубы, постанывая от боли и напряжения, стал подтягиваться на руках.
Помощи ждать было неоткуда. Готовый цепляться даже зубами, он все-таки подтянулся, отчаянным рывком ухватился за какой-то выступающий камень, волоком на ноющих от напряжения руках втащил ставшее ватным и безвольным тело на парапет и упал там, дрожа от пережитого. Лишь через пару минут, собрав остатки сил, он встал и, пошатываясь, направился к ближайшей лестнице. Отыскав ее, спустился наземь, обулся и зашагал ко дворцу, который в ночи играл и переливался яркими красками весёлого праздника.
Пир завершился перед самым рассветом, когда край неба посветлел. Еще оставалось вдоволь вина и закусок, еще не все гости испытывали желание отдохнуть, но в плане леди Аннирель значилось «утреннее катание на лодках и встреча рассвета на озере», так что небольшому кругу избранных пришлось подчиниться распорядку дня.
Кроме самого Рави и Шанирель, еще несколько юношей и девушек собирались в тот же день объявить о своей помолвке. Большинство этих пар как раз и вышло накануне танцевать с наследником и его невестой. И сейчас к белоснежным ладьям, ждущим своего часа у берега озера, направлялась небольшая процессия.
Лейр задержался в зале, остановившись уже на пороге. Где-то в этом поместье он жил. Возможно, даже ходил по тем же самым залам и лестницам. Знал тех самых лордов и леди, перед которыми выступал… Где-то — может быть, даже среди них! — есть те, кто помнит его-прежнего, те, кто знает, что заставило его решиться покончить с собой. Но как узнать ему?
Он еще находился во власти своих дум, когда его тронули за плечо. Юноша увидел незнакомую молодую женщину, одетую довольно скромно и явно не из числа тех, кто еще недавно веселился на пиру.
— Моя госпожа велела передать, — сказала женщина, — что великолепный лорд наследник и его невеста совершенно очарованы твоей игрой, музыкант!
Лейр расплылся в улыбке и отвесил поклон, пряча своё лицо и спеша нацепить на него маску артиста.
— Они хотят оказать тебе честь, — продолжала незнакомка. — Сейчас наследник Раванир, леди Шанирель и их почетные гости отправятся на прогулку на ладьях. Тебе будет дозволено сопровождать их и развлекать своей игрой!
Лейр поклонился еще раз, пониже, прижимая свободную руку к сердцу. Никто ни о чем не должен догадаться…
— Следуй за мной! — женщина повернулась и направилась прочь, даже не сомневаясь в том, что счастливый артист спешит по пятам, задыхаясь от восторга и волнения.
— Лейр! — долетел дрогнувший голос Соэль.
Уже сделавший несколько шагов, тот обернулся и послал в ответ воздушный поцелуй. После чего бегом кинулся догонять незнакомку.
На берегу озера клубился утренний туман. В чистом воздухе колокольчиками звенели голоса ранних птах. Росшие вдоль воды кусты лозняка и ивы словно растворялись в сером мареве. Воды видно не было и огромная белоснежная ладья казалась висящей в пустоте.
Несколько юных пар, взявшись за руки, тихо спускались по тропинке к причалам. Четыре рыцаря шли впереди, неся факелы. Еще четверо замыкали шествие. Было темно, лишь на востоке небо начало светлеть.
Слуги перебросили сходни на борт ладьи, и первая пара уже ступила на них, когда по тропинке сбежала молодая женщина — одна из помощниц леди Аннирель.
— Привела! — воскликнула она. — Посмотрите, кого я привела!
Юноши и девушки обернулись. Узнав подходившего Лейра, многие заулыбались. Все успели оценить его игру во время пира. Артист почтительно поклонился публике, но не спешил приближаться к молодым лордам. Лишь когда последняя пара взошла на борт, он легко, в два прыжка, одолел сходни и с любопытством огляделся, ища место.
Внутри ладьи были закреплены широкие удобные скамьи — ближе к корме шире и выше, а дальше ниже и меньше. Отдельно на самой корме, возле рулевого колеса, было поставлено кресло, и на носу, изогнутом, как лебединая шея, имелось еще одно сидение. В рулевое весло был вделан крупный огранённый кристалл причудливой формы. В нём была заключена магия, с помощью которой даже в одиночку, прикасаясь к некоторым граням, как к струнам арфы, можно было управлять судном и даже ставить и убирать парус.
Все места были заняты — роль рулевого занял один из старших рыцарей, на носу устроилась леди-распорядительница. Юноши и девушки расселись на скамьях вдоль бортов, оставив два места повыше для самого наследника и его невесты. Четверо из восьми сопровождавших рыцарей заняли места вдоль бортов, готовые отталкиваться шестами, если вдруг встретится неожиданное препятствие. Лейру ничего не оставалось, как встать к мачте.
Над его головой от лёгкого прикосновения к кристаллу с мягким шелестом, словно настоящее лебединое крыло, развернулся парус. Шесты упёрлись в причал. Оставшиеся на берегу охранники помогли ладье отчалить и, повинуясь магии и утреннему тихому ветерку, она заскользила по озеру прочь от берега.
— Играй! — негромко сказала леди-распорядительница.
Лейр кивнул, поднял виолу и, поколебавшись пару мгновений, коснулся смычком струн. Тихая мелодия полилась над просыпающимся озером, такая нежная и лёгкая, что сами собой смолкли разговоры, и дальше плавание протекало почти в полном молчании.