... в желудках и у самцов, и у самок есть коричневый камень, величиной с яйцо курицы: он несколько грубый, плоский с одной стороны и округлый с другой, тяжёлый и прочный. Мы полагаем, что этот камень уже был там, когда они выклюнулись из яйца, потому что какими бы молодыми они ни были, вы всегда найдёте его. Не бывает такого, чтобы его у них не было, а ещё проход из зоба в желудок настолько узок, что такого рода предмет даже вполовину меньшего размера не может пройти через него. Он служил нам для заточки ножей и был лучше, чем любой другой камень, какой ни возьми... .13
Что касается самок, Лега считал их и вовсе прекрасными существами. «Они ходят с такой гордостью и изяществом в целом, что мы не можем не восхититься ими и не полюбить их; поэтому их изящные черты часто спасали им жизнь». По окраске некоторые были «белокурыми», другие были коричневого цвета. Ни одно перо на их теле не нарушало общей картины, потому что они тщательно ухаживали за собой при помощи своего клюва. «Перья на их бёдрах закруглены на концах, и из-за того, что там они очень густые, создают приятный эффект: у них на зобе есть две выпуклости, и перья там белее, чем остальные, что живо изображает шею красивой женщины».14Когда наступало время устраивать гнёзда, пустынники выбирали «чистое место», собирая пальмовые листья и складывая их в кучу высотой полтора фута от земли. Самка откладывала за один раз только одно яйцо, которое было намного больше, чем яйцо гуся. Самка и её партнёр-самец по очереди сменяли друг друга, сидя на яйце, пока оно не проклёвывалось, примерно через семь недель после кладки. В течение этого времени и на протяжении нескольких последующих месяцев, в течение которых птенец зависел от своих родителей в плане кормления, пара пустынников не терпела присутствия никаких других пустынников, подходящих к гнезду ближе, чем на 200 ярдов.При защите гнезда самец пустынника никогда не отгонял пришлых самок; вместо этого он звал шумом крыльев свою партнёршу, и она отгоняла вторгшуюся к ним самку. Аналогичным образом партнёр-самец отвечал за изгнание пришлых самцов. Даже вырастив молодую птицу и отпустив её жить своей собственной жизнью, пара пустынников, как с удовлетворением отметил Лега, оставалась
всегда вместе, а другие птицы – нет, и, хотя они, случается, смешиваются с другими птицами того же самого вида, эти два компаньона никогда не разлучаются. Мы часто замечали, что через несколько дней после того, как молодая птица покидает гнездо, компания из тридцати или сорока птиц приводит к ней другую; и новооперившаяся птица вместе с отцом и матерью присоединяется к стае, и следует в некоторое место. Мы часто следовали за ними, и обнаружили, что в дальнейшем старые птицы уходили свей дорогой, поодиночке или парами, и оставляли двух молодых [птиц] вместе, что мы назвали свадьбой.15
Несомненно, зная то, как читатели отреагируют на этот отрывок, Лега идёт ещё далее, обнаруживая в обществе пустынников привычки, которые было бы неплохо перенять людям:
В этой особенности есть нечто, выглядящее несколько невероятным, однако то, что я говорю – чистая правда, и это что, что я с вниманием и с удовольствием наблюдал больше, чем единожды: и при этом я не мог воздержаться от того, чтобы занять свой ум некоторыми размышлениями, касающимися этого случая. Я посылаю человечество учиться к животным. Я хвалю моих пустынников за их брак в молодом возрасте (часть мудрости, что в обычае у наших евреев) за то, что он отвечает Природе в надлежащее время, и приличествует намерению Создателя. Я восхищался счастьем этих невинных и преданных друг другу пар, которые так мирно жили в постоянной любви: я сказал самому себе, что, если бы наши гордыня и причуды были ограничены, если бы мужчины были столь же мудрыми, как эти птицы, чтобы говорить всё сразу, они вступали бы в брак, как делают эти птицы, без всякой помпезности или церемоний, без брачных контрактов или разделов собственности, без долей в наследстве или распоряжений имуществом, без «моего» и «твоего», не подчиняясь никаким законам, ничего не нарушая, отчего были бы более довольны, и было бы больше пользы для общества; что же касается божественных и человеческих законов, то они – всего лишь предосторожности против нарушения порядков человечеством.16
Как бы то ни было, поскольку и Лега, и его товарищи все были мужчинами, на Родригесе они были в самом буквальном смысле слова ещё большими пустынниками, нежели сам пустынник, потому что у них совсем не было брачных партнёрш, чтобы жениться на них с помпезностью и церемониями, или же без таковых. Несмотря на щедрость и мирную среду острова и мир, кое-что явно отсутствовало – а именно, то, что делает человеческие поселения жизнеспособными. В одном из эпизодов Лега уподоблял свою деревню семи холмам Рима: «Если бы среди нас были женщины, то через 100 лет от нашего времени вместо семи хижин можно было бы насчитать семь приходов». Гугеноты наилучшим образом показали свои способности жить на уединённой скале, без перспектив семейной жизни или секса. Они молились и служили богу, а Лега нашёл отдушину в детальном описании мельчайших подробностей естественной истории Родригеса.
Через два года, поняв, что их бросили, а то и попросту забыли в остальном мире, и не видя перед собой никаких перспектив, кроме вымирания, они построили плот и направились на Маврикий, находящийся в 360 милях от них. Они сумели это сделать, но на Маврикии, который тогда был всего лишь местом заключения для голландских преступников, жестокий губернатор отправил их как враждебных иностранцев в заключение на отдельный скалистый островок на большом расстоянии от берега, где один из их числа погиб при попытке спастись. Но они сумели отправить весть о своём тяжёлом положении в Европу, и в результате их переслали в Батавию, Индонезия, всё ещё как заключённых. Прибыв туда в декабре 1696 г., они ещё дольше пробыли в тюрьме, пока допрос голландскими властями не установил их невиновности. Лишь в марте 1698 г., после провозглашения Рисвикского Мира в конце 1697 г., прекратившего длительную Войну Аугсбургской лиги, Лега и ещё два человека, единственные оставшиеся в живых из первоначальной партии гугенотов, высадились в голландском порту Флиссинген.Ключевым условием Рисвикского Мира было то, что отныне Франция подтверждала законность передачи британского трона протестанту Вильгельму Оранскому и больше не должна помогать Стюартам в попытках восстановиться на нём. В результате толпы французских беженцев-протестантов устремились в Англию, где получили тёплый прием. Тогда, в возрасте около 60 лет, Лега принял участие в этом переселении, и получилось, что он остался в Англии на всю оставшуюся жизнь. А когда он разменял восьмой десяток лет, его книга «Voyages et Avantures de Francois Leguat, & de ses Compagnons, en deux isles desertes des Indes Orien tales: Avec la Relation des choses les plus remarquables qu’ils ont observees dans l’Isle Maurice, a Batavia, au Cap de Bon Esperance, dans l’Isle St. Helene, & en d’autres endroits de leur Route: Le tout enriche de Cartes & de Figures» была издана в Лондоне на французском и английском языках одновременно, а другое французское издание было выпущено в Амстердаме, и ещё в Утрехте была издана голландская версия. Немецкий перевод последовал в 1709 г. Ещё одно французское издание было выпущено в Лондоне в 1720г., а сокращённое издание появилось уже в 1792 г. Также существовал сокращённый перевод, изданный под названием «Французский Робинзон», и ещё один был подготовлен в 1846 г., но так никогда и не был издан.
Благосклонно принятая и с самого начала получившая благоприятные отзывы, книга вознесла Лега от несчастного беженца до изысканного светского человека, дружески беседующего с такими научными светилами своего возраста, как барон Альбрехт фон Галлер, кальвинист, отец-основатель физиологии. Лега умер в Лондоне в сентябре 1735 г. в возрасте около 96 лет. Слово «Провидение» появляется на первых и на последних страницах его книги, и бесчисленное количество раз между ними. Его вера в Библию и уверенность в божественной поддержке, проистекающие из его гугенотских убеждений, поддерживали его самообладание на протяжении долгих лет всё более и более сложной жизни в изгнании. Он вернулся после этих испытаний спокойным и добрым пожилым человеком и продолжал быть известным автором, а затем умер в очень преклонном возрасте в безопасности и комфорте, но по-прежнему в изгнании. Его кости так никогда и не вернулись во Францию.А что же пустынник? Ключ к пониманию его судьбы находится в его особенностях размножения, которые описал Лега. За один раз откладывалось лишь одно яйцо, далее следовал инкубационный период длиной в два месяца, и сверх того ещё много месяцев родительской заботы. Пустынник был обречён, потому что он медленно размножался; он никогда не смог бы компенсировать снижение численности вида из-за голодных поселенцев и их хищников.