История Родригеса после того, как гугеноты отплыли с него на своём непрочном плоту, известна лишь фрагментами. Похоже, между 1706 и 1707 гг. несколько английских офицеров оставались там какое-то время и обследовали Порт-Матурин, где построили хижины Лега и гугеноты. Остров явно оставался французским владением, по крайней мере, в глазах французов. В 1712 г. морской министр Франции запросил информацию, касающуюся возможности острова давать укрытие встающим на якорь судам и снабжать товарами Маврикий – новоприобретённый и очень важный пункт остановки на пути в Индию. Был составлен отчёт, в котором Родригес описан как место, сложное для захода судов, но способное обеспечить стоянку 30-пушечных кораблей.
Кроме того, было сказано, что, за исключением количества черепах, доступных для промысла, остров бесполезен для Французской Ост-Индской компании. Тем не менее, французские власти не уступали права на это бесполезное владение никому. В 1725 г. на остров был прислан суперинтендант с охраной, а в 1740 г. этот пост был вверен «негритянской семье».17 В какое-то время до 1756 г. было образовано действующее на постоянной основе французское учреждение для охраны черепах, задачей которого было снабжение Маврикия и Реюньона свежим мясом. «Эта ловля [морских черепах], – писал французский хроникёр Шарль Нобле в 1756 г., – считается на Маврикии настолько нужным делом, что у них на небольшом острове Родригес всегда есть отряд под командованием сержанта, который собирает всю рыбу, какую они могут поймать, в лодки, которые снаряжают, чтобы доставить их в определённое время, и на суда, которые обычно останавливаются там по пути на Маврикий. Также здесь есть особый отгороженный участок земли для содержания и размножения наземных черепах для тех же самых целей».18 Такого рода деятельности оказалось достаточно для гибели пустынника.В мае 1761 г., во время Семилетней войны, вновь развязанной французами и их союзниками против британцев и их союзников (эта война более известна в США за своё продолжение в Северной Америке, называемое Франко-Индейской Войной), на Родригесе, тогда находившемся под властью французов, высадилась французская научная экспедиция. Научную миссию возглавлял известный французский астроном и католический священник, аббат Александр Гуа Пингре, который был послан Французской академией под покровительством патронов экспедиции, кардинала де Люиня и М. ле Монье, чтобы наблюдать прохождение планеты Венеры по диску Солнца 6 июня 1761 г. Событие имело чрезвычайно важное значение, потому что оно впервые позволило произвести точные измерения как орбиты Венеры, так и размера Венеры по сравнению с Солнцем. В это время лучшее место для этого исследования находилось на Родригесе из-за благоприятных условий для проведения наблюдений: Солнце было видимо во время прохождения (всё время прохождения занимает от 20 до 40 минут) и стояло высоко в небе. Дополни тельно Пингре и его колеги-учёные получили очень чёткие инструкции – собрать образцы таких объектов, как окаменелые раковины, поскольку была задумка сравнить их с находками такого рода из Европы и других частей света.Пингре читал книгу Лега и специально разместил свою обсерваторию на месте поселения Лега. Он сразу же отметил, что традиции гугенотов не выдержали испытания временем, поскольку теперь «все, кто живёт на Родригесе, выбрали себе занятие быть христианами; но каждый делает это на свой лад», и потому не был чист в религиозном понимании.19 Действительно, с осуждением замечал Пингре, дела обстояли так, что рабы (по распоряжениям команданта острова) посещали богослужения, «посылаемые рабом, которого никогда не крестили». Пингре также комментировал, что «работа Лега кажется сотканной из вымысла, но здесь я встретил гораздо меньше вымысла, чем ожидал».20 Поэтому он использовал журнал Лега в качестве путеводителя, чтобы тщательно исследовать остров. Однако, ему не удалось закончить это исследование, потому что британцы захватили Родригес и выслали французов.Тем не менее, Пингре успел поискать пустынника, если тот ещё существовал. Друг сказал ему, что в то время птицы ещё не вымерли совсем, но стали чрезвычайно редкими и водились лишь в самых недоступных частях острова. Пингре изо всех сил старался это выяснить, но вернулся с пустыми руками. Ему не удалось увидеть пустынника; есть вероятность того, что просто не осталось ни одной птицы, которую он мог бы увидеть.
1 Другой маркиз Дюкен в восемнадцатом веке стал главнокомандующим во Французской Канаде, дав своё имя форту Дюкен, который после победы Британии во Франко-Индейской Войне (1754-60) был переименован в Питтсбург. Интересно, что по иронии судьбы в Питтсбурге имя Дюкена сохранилось в названии католического университета, основанного в 1878 г.2 Henri du Quesne, Recueil de quelques memoires servans d’instruction pour l’etablissement de l’isle d’Eden, Amsterdam: H. Desbordes, 1689.3 Francois Leguat and Oliver Patsfield (ed.), The Voyage of Francois Leguat, London: The Hakluyt Society, 1891.4 Там же.5 Там же.6 Там же.7 Там же.8 Там же.9 Там же.10 Там же.11 Там же.12 Там же.13 Francois Cauche, Relation du voyage que Francois Cauche a fait a Madagascar, isles adjacentes & coste d’Afrique, recueilly par le Sieur Morisot, avec das notes en marge, Paris: Roche Beullet, undated.14 Francois Leguat and Oliver Patsfield (ed.), The Voyage of Francois Leguat, London: The Hakluyt Society, 1891.15 Там же.16 Там же.17 Там же.18 Там же.19 M. L. A. Milet-Mureau, Voyage de La Perouse autour du monde, publie conformement au decret du 22 Avril 1791, Paris: Imprimerie de la Republique, 1797. См. также: Alexandre Guy Pingre and J. Alby & M. Serviable (ed.), Courser Venus: Voyage scientifique a l’ile Rodrigues 1761, fragments du journal de voyage de l’abbe Pingre, Saint- Denis de La Reunion: ARS Terres Creoles, 1993.20 Там же.
Глава 6 У истоков додологии
Додо был обречён вымереть больше, чем один раз. Вначале он был уничтожен в плоти, а потом почти уничтожен в памяти. Если бы живые экземпляры маврикийского додо не были привезены в Европу, птица не выжила бы даже как образ. Так получилось, что цепочка маловероятных обстоятельств сохранила маврикийского додо от «вымирания» в культурологическом отношении и привела его к сложившемуся в итоге статусу уникального и незаменимого символа современности.Большим шагом на этом пути была роль «футбольного мяча науки», которую он сыграл в важной, хотя и малоизвестной ранней битве за теорию эволюции. Хотя дебаты всё равно прошли бы даже в отсутствии этого любопытного существа, обе стороны ломали голову и спорили о додо.Но гораздо раньше этого события причудливая анатомия додо, которая была главным фактором его физической гибели, обернулась против него столь же увесистым аргументом в культурной сфере. Всё, что было известно о додо, было невероятным. Всё выглядело так, словно надёжных письменных источников не было совсем, а были лишь наивные рисунки и расплывчатые сообщения, отголоски более легковерных времён, когда фантастические животные украшали собою карты и мемуары путешественников. Додо тоже оказался слишком карикатурным, чтобы быть реальным, и его сослали в туманное царство моряцких баек и морских легенд. К началу девятнадцатого века многие из людей, которые слышали о додо, понятия не имели о том, что он действительно когда-то существовал.
Если угодно, знаниями об истинной истории этих птиц и того, как они жили, мы обязаны усилиям целого ряда натуралистов, зачастую серьёзно споривших друг с другом, которых мы можем считать первыми серьёзными додологами. Растянувшиеся более чем на двести лет, их усилия, направленные на раскрытие тайн происхождения, адаптации и исчезновения этой птицы, помогли подготовить сцену для монументального «Происхождения видов…» Чарлза Дарвина в 1859 г. Явная внешняя нелепость дронтов с Маскаренских островов была ключевым моментом в процессе формирования научных взглядов на эволюцию, которые в итоге могли поддержать различные стороны дебатов, придя тем самым к согласию почти по всем пунктам.Но что связывало этих исследователей вместе, хотя и разжигало их раздоры между собой и такие же, если не более жестокие, ссоры с остальными коллегами, так это их устойчивая вера в то, что додо действительно существовал. Эта вера была важнейшим моментом в теориях адаптации и вымирания, противоречивших друг другу в прочих аспектах. Столкновение взглядов достигло своей кульминации в ходе жаркого академического диспута, который случился в Оксфордском университете в середине девятнадцатого века – диспута, который, весьма вероятно, вдохновил Чарлза Доджсона, иначе известного как Льюис Кэрролл, на то, чтобы поселить додо в Стране Чудес.Первый истинный натуралист, который поверил в додо, что сделало его, возможно, первым настоящим додологом в истории, был в расцвете сил задолго до физического исчезновения додо. Это был знаменитый французский учёный Карл Клузиус, который опубликовал в своём трактате 1605 г. «Exoticorum decem libris» то, что является, возможно, первым научным описанием маврикийского додо. Оно основывалось на наблюдении останков птицы, таких, как лапа, сохранявшаяся дома у его друга, анатома Петера Поу, а также на изучении корабельных журналов, гравюр по дереву и рассказов моряков. Пионер современной ботаники, Клузиус (1516-1609) был директором садов императора Священной Римской Империи в Вене с 1573 по 1587 годы, во время правления отца императора Рудольфа Максимилиана II и в течение нескольких лет правления Рудольфа.Клузиуса особенно интересовало то, как растения из других частей света приспосабливались к европейским условиям. Когда он был в Вене, ему передали коллекцию луковиц тюльпанов от посла Габсбургов при османском дворе в Турции, где тюльпаны выращивались веками. Клузиус провёл дальнейшие годы своей жизни, преподавая в университете в Лейдене, где в 1593 г. он успешно вырастил тюльпаны, заложив тем самым основы промышленного выращивания луковичных растений в Голландии. Его слог был гораздо более отточенным, чем моряцкое сообщение, и в его описании детали морфологии додо появляются в организованном виде: