- Он мне по делу нужен, - зло процедила я сквозь зубы. - По очень важному делу, между прочим.
- Слушай, синеглазка, тут таких синеглазок, как ты, очень много ко мне приходит. И все клянчут Соболева. И всем по важному делу. И всегда по одному из классического списка.
Я вдруг разозлилась. Разговор не клеился, а риск остаться без встречи с Михаилом Георгиевичем всё возрастал. Но, простите, не зря ж мы с Вебером столько сил и времени угрохали, чтобы сюда прийти и остаться ни с чем после наиглупейших препираний в баре с каким-то нагловатым типом.
- Я так понимаю, ты меня даже слушать не собираешься? - спросила я холодно.
Цент впился в меня не слишком ласковым взглядом.
- Тебе повезло, девчонка, - отозвался он не менее холодно. - Это моя обязанность – слушать тех, кто сюда приходит и просит встречи с Соболевым. Так что, давай выкладывай, чего там у тебя за важное дело и побыстрее.
- Моё имя Мария Орлова, - ответила я, стараясь не взорваться от ярости и одновременно с этим не разреветься. Соболев должен был сказать своим людям про папу. Он ведь знал, что когда-нибудь мы будем его искать. – И я дочь Алексея Орлова, друга Михаила Георгиевича…
Некоторое время Цент молчал, глядя на меня с совершенно бесстрастным лицом. Наконец, он нахмурился и, словно бы что-то припоминая, почесал висок.
- Дочь Алексея Орлова? - медленно и недоуменно переспросил парень. Он сложил руки на груди и откинулся на спинку дивана. – Того самого, что уехал с семьей в Адвегу? Да-да, помню. Соболев меня предупреждал. Нас всех предупреждал об Орлове и его семье. Вот только что-то я не уверен в том, что дочь Алексея Орлова Машкой зовут. - Я хотела возразить, но как только открыла рот, Цент вскинул руку и покачал головой, призывая меня молчать. - Погоди, давай так. Я сейчас звякну на базу и спрошу их о том, как зовут дочь Лёши. Если я услышу на другом конце провода «Мария», твоя взяла, я отведу тебя к Соболеву. И то, только потому, что проигнорировать этот факт будет никак нельзя. Если же я услышу другое имя, ты сольёшься отсюда настолько быстро, насколько я только могу представить. Итак?
Я выдохнула, ощутив ошеломляющее облегчение, и кивнула:
- Валяй.
Цент достал из нагрудного кармана сета-приёмник – это такая маленькая, но очень хорошо устанавливающая связь рация. Он нажал на кнопку вызова и уже буквально через секунду связь установилась.
- Первый часовой, - прошуршал голос в приёмнике. - В чём дело, Цент? Приём.
- Цент первому часовому. Не дёргайтесь. Обстановка стабильная. Мне нужна кое-какая информация, Ларс, - четко произнес Цент, поднеся сета-приемник к губам. - Потом объясню что и как.
Послышалось шуршание из рации, сменившееся треском, через который я смогла расслышать что-то типа «Чего тебе ещё?».
- Напомни-ка мне имя дочери Алексея Орлова, того самого Орлова, который из Адвеги?
Снова послышался треск. Я сидела, вытянувшись в струнку от напряжения – боялась, что тот, кто на другом конце провода разговаривал с Центом, ошибется, и тогда я пропала. Вокруг все шумело и гремело, связь была плохая, но я отчетливо услышала своё имя.
- Маша Орлова. Мария.
- Благодарствую, Ларс, - произнес Цент, пронзительно глядя на меня. - В общем, через пять минут ждите меня на аванпосту, есть срочное дело, объясню всё на месте, конец связи.
Цент отключил рацию. Я улыбалась. Пыталась, конечно, изо всех сил сдержать улыбку, но не могла. Улыбалась, потому что всё-таки мы с Вебером не зря прошли весь этот путь, ведь уже через пять минут я наконец-то встречусь с Соболевом.
***
Мы с Центом вышли из бара, затем покинули ГУМ и выбрались на улицу. Вебер держался за нами, я видела. Впрочем, он не особо и скрывался.
А между тем вечерело. Ветер стал совсем холодным, а моя усталость слишком сильной. Пройдя через узкие переулочки, мы с Центом зашли в одно из старинных зданий. Миновали вход, охраняемый конвоем из парней в «цифре», и направились вперёд вдоль заброшенного этажа. Вебер, что понятно, остался ждать меня снаружи. Но тут ничего не сделаешь, пока только так. Однако я уже решила, что как только у меня появится возможность, сразу скажу Соболеву, чтобы он разрешил ему сюда пройти.
Здесь, в этом здании, куда мы зашли с Центом, повсюду были наставлены картонные коробки из-под дорогой одежды, у стен поблескивали кривые осколки, валялись обломки мебели. Судя по всему, до войны здесь располагался какой-то магазин: бутик или что-то вроде того. Вслед за Центом я прошла через зал, кашляя в кулак от страшной пыли, затем мы вышли на слабо освещенную лестницу, так же, как и холл, засыпанную старым хламом, и поднялись на второй этаж. Там мы снова наткнулись на двух конвойных, дежуривших у обшитой тканью двери. Что-то сказав одному из ребят, Цент прошёл за дверь, выводя меня в просторную прихожую, где стены были завешаны винтажными плакатами, а по углам у кожаных кресел горели пыльные торшеры. Дубовые двери многочисленных комнат, уходящие по длинному коридору в две противоположные стороны от прихожей, были либо нараспашку открыты, либо всего лишь чуть-чуть прикрыты.
Я мельком огляделась. Здесь было довольно много народа, в основном, все мужчины. Многие были одеты в форму, хотя кое-кто был в джинсах и в футболках. Парни разговаривали либо весело, либо наоборот слишком серьёзно. Кто-то пил чай за кривым столиком возле обшарпанных стен, кто-то чистил оружие, кто передавал кому-то информацию по сета-приемнику…
Чуть склонившись ко мне, Цент быстро произнес:
- Оставайся здесь.
Вообще, оставаться здесь одной мне не очень-то и хотелось. Да, все эти ребята были из числа людей Михаила Георгиевича, но уж слишком сильно, по всей видимости, их удивило моё присутствие. Несмотря на то, что здесь было полно народа, как только мы с Центом нарисовались в коридоре, на меня вдруг все разом обратили внимание. Ну, вообще это было неудивительно, я не очень-то вписывалась в местный пейзаж. Только легче мне от этого не становилось.
Оставив меня одну, Цент пересёк широкий коридор и зашел в комнату напротив площадки, где я стояла. Я почувствовала себя донельзя неловко: курсировавшие из стороны в сторону ребята поглядывали в мою сторону с насмешливо-заинтересованными улыбками и о чём-то перешептывались. Как бабки на завалинке, не иначе. Дверь в комнату, в которую зашел Цент, осталась приоткрытой, поэтому я могла легко слышать то, что он говорит.
- Михаил Георгиевич, - услышала я голос Цента, и у меня внутри всё похолодело. - Там девчонка с замкадских пустошей хочет с вами переговорить.
- Я тебе говорил, куда следует отправлять девчонок с замкадских пустошей, с московских владений или откуда-либо ещё, если они приходят сюда и хотят со мной переговорить?
Моё дыхание перехватило, и нервы натянулись, словно тонкие скрипичные струны. Это был голос Соболева. Это был его голос. Я его узнала.
- Она утверждает, что она Мария Орлова, дочь Алексея, - сказал Цент.
- Мария Орлова?… - в замешательстве переспросил Соболев. – И что же она одна? Без родителей?...
Послышался вдруг звон гильз, треск кобуры и шаги. Скрипнула дверь. Михаил Георгиевич вышел из комнаты, и сразу встретился со мной взглядом.
Честно говоря, Соболев не так уж сильно изменился за последние двенадцать лет. И хотя возраст брал своё, он был по-прежнему весьма хорош собой. Его седые волосы были аккуратно уложены, подбородок гладко выбрит, а ясно-голубые глаза словно бы светились на лице. Сейчас Михаил был одет в изношенную куртку из коричневой кожи, темные брюки и высокие начищенные сапоги.
В первые несколько мгновений он непонимающе щурил глаза, вглядываясь в моё лицо. В ту секунду, когда я слабо улыбнулась ему, весьма удивленный Соболев медленно направился ко мне.
- Поверить не могу, - тихо произнес он, подойдя ко мне ближе. - Маша… Но как же так?
- Здравствуйте, Михаил Георгиевич, - смущенно произнесла я. – Рада вас видеть…
Соболев удивленно покачал головой.
- Вот это да, - улыбаясь, протянул он. – Вот уж поистине не ожидал такого сюрприза…