Бесси продолжала крепко спать рядом, и Кейт, облегченно выдохнув, выскользнула из постели. Этой ночью она больше сможет заснуть.
Она закуталась в плед и крадучись пошла вниз по лестнице. Смельчак следовал рядом. Даже ночью, когда почти все спали, в замке было мало уединенных мест. На крепостной стене бодрствовали часовые. Внизу делала обход стража. Зал был наполнен храпом спящих людей. Но в конце концов, после очередной ночной прогулки, она нашла укромное место за поворотом лестницы, где в стене было проделано узкое оконце. Можно было сидеть в углублении ниши и наблюдать за холмами, чтобы точно знать: никто чужой не придет.
Она почти дошла до окна, как вдруг услыхала шаги. Она хорошо знала дорогу и потому не взяла свечу. Поступь человека была ей незнакома.
Она потянулась к ножу, всегда пристегнутому к бедру, и погладила пса. Смельчак держался рядом, но не рычал. Кто-то знакомый? Она замедлила шаг.
Остановилась.
Человек тоже замер.
Сделала шаг.
Он повторил.
Сердце ее застучало быстрее, и шум кровотока в ушах поглотил все прочие звуки. Кто прячется за поворотом лестницы? Тот, кто хочет снова взять ее против воли?
Нет. Больше она этого не допустит. Сперва она убьет его.
Выставив перед собой нож, она побежала по ступенькам вниз и уже было приготовилась поразить человека в живот, как вдруг ее остановили. Крепко схватив ее за запястье, человек отвел ее руку вверх и прижал ее к себе.
— Черт возьми, что вы творите, Кейт?
Ее тело еще помнило ужас ночного кошмара. Она вздохнула дважды, нет, трижды, прежде чем поняла, что перед нею Джон Брансон. А потом, прижатая к его телу, с его губами возле своей щеки, испытала нечто, что и не думала испытать к мужчине.
Желание.
Между ними протиснулся пес, обнюхивая его в знак приветствия.
— Предатель, — пробормотала она.
Джон быстро отпустил ее, и она прислонилась к стене, по-прежнему цепляясь за нож.
Он поднял руки и, отступив на некоторое расстояние, заговорил:
— Я не знал, что это вы, клянусь. Я дотронулся до вас только затем, чтобы спасти свою жизнь. Уберите нож.
Потрясенная и сбитая с толку, она дрожала всем телом, с трудом воспринимая его тихий, вкрадчивый голос. Пальцы сжались на рукояти ножа.
Он подался вперед.
— Вы в порядке?
Удивленная тем, что он так быстро перестал на нее злиться, она дернула головой, сама не зная, что имеет в виду — да или нет.
— Вы что-то услышали? В замок проник чужой? — Теперь и он потянулся к кинжалу.
— Нет, нет! — Неожиданно для самой себя она схватила его за руку, чтобы остановить его, пока он не перебудил весь замок. — Просто вы меня испугали.
— Зачем вы бродите ночью по лестницам?
Она испустила дрожащий вздох.
— Мне приснился дурной сон, и я не смогла больше заснуть.
Шелест его дыхания в темноте был до странного интимным. Поворот лестницы скрывал их от постороннего взгляда, и впервые с момента своего пробуждения она задышала спокойно. Непривычное чувство. Почти незнакомое.
— Вас тоже разбудили дурные сны? — спросила она и, несмотря на темноту, ощутила, как он покачал головой.
— Не сны. Тревоги.
Сквозь оконце в стене тускло светила молодая луна. Кейт заняла свое любимое место. Пес расположился у ее ног, привычно согревая своим теплом. Джон, не спрашивая разрешения, тоже сел, спустившись на пару ступенек ниже. Темнота, близость его тела, все это воспринималось интимнее любых прикосновений.
Она немного отодвинулась.
— Королю не видать наших людей. По крайней мере, пока мы не убьем Вилли Сторвика.
— А когда вы убьете его, Сторвики примутся убивать Брансонов, мы начнем отвечать тем же, и так будет продолжаться до тех пор, пока от нас не останутся одни воспоминания, как от викинга, похороненного на Горбатом холме. Вы этого хотите?
Заерзав на твердом сидении, она отвернулась. Она наговорила столько красивых слов о ценности семьи, но о смерти Вилли думала только в том смысле, что это будет значить для нее одной.
Она молчала. Он не отступал:
— Или его смерти вам будет достаточно?
Она заставила себя посмотреть ему в глаза.
— Да. — Должно быть достаточно для того, чтобы она стала другим человеком. Но лучше перевести тему на него самого, пока он не узнал о ней больше, чем следует. — А вы-то сами. Как вы можете ставить короля выше семьи?
Она вслушивалась в тишину, ощущая его внутреннюю борьбу.
— Король приблизил меня к себе, — наконец произнес он. — Когда семья отвергла.
Горькие слова. Такие же горькие, как те, что бросил ему в лицо брат.
— А если мы не выполним приказ короля? Что тогда?
— Тогда я не смогу вернуться ко двору.
Она повела плечами. Не вернется к королю, значит останется, как и положено, на границе. Какие трудности.
— Неужели там настолько лучше, чем здесь? — Она знала свою долину, свои холмы. Все прочее — Стерлинг, Эдинбург, Линлитгоу — казалось таким же чужим и далеким, как Лондон.
Он долго молчал.
— Да. Там для меня есть место. Или будет.
— И ради этого вы готовы предать свою семью?
— Предать! — Оскорбительное слово эхом отразилось от каменных стен. — Разве не Брансоны постоянно нарушают законы, предавая божьи заповеди и мирские соглашения?
— Чего вы от нас хотите? Чтобы мы безропотно разрешали им отнимать наших овец, наш скот, нашу… — Она не смогла выговорить это слово. — Отнимать наши жизни?
— Я хочу, чтобы вы уважали короля и его власть.
— Король не помог наказать Вилли Сторвика. — И не помог ей спасти себя. Только сильная рука семьи может восстановить справедливость.
— И вам нравится так жить? — спросил он. Его лица она не видела, но в голосе почувствовала искреннее желание услышать ответ. — В вечном страхе?
Она открыла рот, но не нашлась, что сказать. Каким образом он оказался способен ухватить самую суть? Никому еще это не удавалось. Страх никогда не оставит ее, неважно, будут ли они воевать или жить в мире. Даже если ее поселят за стенами королевского дворца и окружат лучшими стражниками, страх никуда не денется и будет настигать ее всякий раз при встрече с незнакомым мужчиной.
— Неважно, что мне нравится, а что нет, — проговорила она. — Такова наша доля.
Однако в эти минуты, пока она сидела рядом с ним в темноте, ей было не страшно.
Неужели однажды она перестанет воспринимать мужчин как врагов? Это казалось почти невозможным. Она думала, что два года назад, в тот темный и отвратительный час, навсегда утратила эту способность. Но потом появился Джон, и она… она будто ожила.
Кейт поднялась с карниза.
— Я пойду лягу. — В кровать, где она не сомкнет глаз до рассвета.
— Ваш кошмар отступил?
— Более или менее. — Она не сказала «да». Дурные сны никогда не перестанут ей сниться. Два года они неотступно преследовали ее и будут преследовать до самой ее смерти.
Или до смерти Вилли Сторвика.
* * *
Джон смотрел ей вслед, пока она поднималась по лестнице. Отголоски ее вопросов эхом звучали в его голове.
А если мы не выполним приказ короля? Что тогда?
Сначала Роб, теперь она. Все они заставляли его задуматься, что же случится, если он потерпит неудачу.
Каким же он был самонадеянным, когда возомнил, что сможет подчинить ее своей воле только потому, что она женщина. Ему оказалось не под силу понять не только местных мужчин. Да, Кейт выслушала его, но она не допускала и мысли о том, что может быть не права. Поистине мужское упрямство. Она годилась на роль члена его семьи больше, нежели он сам.
Каково это, иметь сплоченную семью и преданную возлюбленную? Воспоминание о ее хрипловатом, чувственном голосе отозвалось в голове, порождая видения о постели, которую они никогда не разделят.
При дворе у него не было недостатка в партнершах, однако он понимал, что они ищут его внимания в надежде, что следующей ступенью после его постели станет постель короля. Если за несколько месяцев женщине не удавалось снискать королевского расположения, она уходила от Джонни к другому.