Тот с паникой в голосе засмеялся.
— Не знаю. Как обычно, гуляет, где ему вздумается.
Сзади появилась Кейт, смутно почувствовал он.
— Что он сказал? — не дыша, спросила она.
Он услышал скрип седла и рык собаки. Она что, спешилась?
— Не подходите, — предупредил он, оглядываясь через плечо.
Он отвлекся всего на миг, но этого оказалось достаточно, чтобы Сторвик успел вытащить кинжал и полоснуть его по незащищенной броней руке. Хлынула кровь. Пастух побежал.
Прямо к Кейт.
Джон развернул лошадь. В темноте он едва разбирал, что происходит, но ему показалось, что навстречу тенью выпрыгнул пес.
Нет времени спуститься на землю. Нет времени на то, чтобы достать меч или кинжал. Он занес копье и метнул его в нападавшего.
Не раздумывая. Не сомневаясь. Одна секунда, и наконечник копья пригвоздил пастуха к земле, и теперь Джон смотрел, как тот умирает.
— Вы целы?
— Он ранил Смельчака. — Ее голос дрогнул.
Он попытался слезть с лошади, но покачнулся и едва не свалился на землю. Голова закружилась. Наверное, он истекает кровью.
Появился Роб.
— Уходим. Немедленно, — кипя от гнева, приказал он.
— Но Смельчак…
— Побежит за нами.
Она медленно села в седло. Пес с трудом поднялся на лапы. Они поскакали вперед и скрылись за перевалом, оставляя позади мертвеца, а вместе с ним и былую самонадеянность Джона.
Учти, Джонни. В рейде не всегда остается время на выбор.
* * *
Вопреки плану дорога домой заняла больше времени. Остальных членов отряда Роб отправил вперед, чтобы они спрятали стадо в оврагах Таррас-Мосс. Теперь, если Сторвики отправят погоню по свежему следу крови, опасность будет грозить только им троим.
Поскольку ни Джон, ни собака не могли двигаться быстро, то вместо горной дороги они выбрали легкую тропу вдоль речного русла. Когда небо посветлело, было решено сделать привал, чтобы осмотреть их раны.
Джон не сводил взгляда с Кейт, которая хлопотала около пса, пока Роб обрабатывал его рану. Наскоро промыв ее, брат, не особенно церемонясь, перевязал его предплечье тряпицей, чтобы остановить кровотечение.
— Заживет, — буркнул он и резким движением затянул узелок.
Джон поморщился и поднял глаза на брата.
— Роб, прости.
Тот пожал плечами. Простил.
— Я вернусь назад. Посмотрю, нет ли за нами погони. — Он взглянул на Кейт, потом снова на Джона. — А вы езжайте домой.
Джон шагнул к Кейт. Она держала огромного зверя у себя на коленях, прикрыв его раненую лапу куском грубого полотна, и баюкала его словно ребенка. Пес терся о нее носом, тихо поскуливая от боли. Джон еще не видел его таким слабым.
— Как он?
Она подняла голову. В ее глазах стояла боль.
— Вы-то сами как?
— Роб говорит, все заживет.
— У него тоже. — Приласкав пса, она встала. — Рана неглубокая. Дайте посмотреть на вашу.
Она подошла к нему и сняла повязку. Прикосновение ее легких пальцев к его обнаженному предплечью было особенно приятным после грубоватого обращения брата.
Он затаил дыхание. Она прикасалась к нему.
Она была жива и здорова, и прикасалась к нему.
Он накрыл ее руку своей. Она замерла, но и не стала сопротивляться. Его накрыли эмоции, которые он подавлял на протяжении ночи. Он едва не потерял ее. В один момент.
Он поднес ее пальцы к губам и поцеловал.
Она вознаградила его легким пожатием руки и подняла глаза.
— Вы спасли мне жизнь, — неуклюже проговорила она, не привыкшая выражать благодарность.
— Затем и поехал. — Он улыбнулся, избавляя ее от неловкости.
Она тоже с облегчением улыбнулась.
— Больше не рискуйте собой, Джонни Брансон, — сказала она и высвободилась, однако доставать нож или угрожать не спешила.
Он вновь взял ее за руку, притягивая ее к себе, притягивая ее саму ближе. А затем склонил голову и заглянул ей в глаза. Отвел пряди светлых волос с ее висков, с ее лба, пробежал кончиками пальцев вниз по щеке со всей нежностью, на которую был способен.
Она затрепетала в ответ и крепко, но осторожно, чтобы не задеть рану, сжала его плечо. Ее глаза цеплялись за него, словно он был спасительной соломинкой, которая удерживала ее от падения в пропасть. В ее взгляде не было страсти. Не было похоти или готовности раздвинуть под ним ноги.
Нет. Она смотрела на него так, словно он один в целом мире был способен спасти ее от погибели.
— Можно поцеловать вас? — Ему еще не доводилось спрашивать на то разрешения, если женщина уже уступила его объятиям. Но эта женщина была особенная.
Она ничего не сказала. Просто закрыла и открыла глаза.
Джон наклонился к ней. Не затем, чтобы подчинить себе или заставить капитулировать. Он просто дотронулся губами до ее губ, приглашая ее к поцелую.
Сперва она не отвечала. Потом попыталась, но неумело, неловко.
Словно ее никогда еще не целовали.
Эта мысль поразила его, и он оторвался от ее губ.
— Вас никогда раньше не целовали? — Глупый вопрос, и все же…
— Не тогда, когда мне хотелось.
Тысяча вопросов в тумане желания. Он их отбросил.
— А сейчас вы хотите?
Молчание. Он едва удержался, чтобы не произнести «пожалуйста».
— Да, — наконец сказала она, потом закрыла глаза, потянулась к нему, и губы ее разомкнулись.
* * *
Мне не страшно. Он отпустит меня, как только я попрошу.
Кейт настолько привыкла разговаривать сама с собой, что едва не произнесла это вслух. Она словно стояла на краю пропасти, овеваемая ветрами, и, балансируя на грани, была готова сорваться вниз. Не за что было схватиться, некому было удержать ее от падения.
Что будет, если она прыгнет? Сможет ли она выбраться? Сможет ли превратиться в обычную женщину, которая способна полюбить мужчину?
Этого мужчину?
В этот момент ответом было да.
Да — его губам, теплым и ласковым поверх ее губ. Да — рукам, которые обнимали крепко, но нежно. Да — поцелуям, сбегающим вниз по горлу, ладоням, которые трогали ее груди, да — всему миру, в котором осталось только его тело и ее собственное, сбивая ее дыхание, смешивая ее мысли…
Разрушая ее самоконтроль.
Если она подпустит его слишком близко, он неминуемо догадается о ее тайне.
И она испугалась — сильнее, чем когда бы то ни было.
Внезапно его объятья стали слишком тесными, поцелуи слишком властными, ее дыхание слишком прерывистым, а потом…
Нет.
Она начала вырываться, и он отпустил ее — безропотнее, чем она ожидала.
Они задышали в унисон, соприкасаясь одними лбами, что на миг показалось интимнее любых поцелуев.
Она напряглась, приготовилась к тому, что он начнет возражать, что схватит ее, насильно возвращая в свои объятия. Но его грудь продолжала вздыматься и опадать в такт ее собственной, словно они делились секретами, раскрывая друг другу души.
Не смея поднять глаз, она уставилась на его руки, неподвижно лежащие на коленях. И поняла, что внутри нее произошла перемена.
Теперь, когда она едва не потеряла его, тяга к нему, которую она старалась скрыть, стала еще сильнее. Все эти месяцы она жила и дышала только возмездием. И еще стремлением никогда больше не поддаваться мужчине.
Но с Джоном она начала сомневаться. Он касался и целовал ее так деликатно, так нежно. Рядом с ним она захотела большего. Она захотела его так, как женщина желает мужчину.
А потом черная пелена страха накрыла ее, и она поняла, что никакой, даже самый чуткий любовник не будет достаточно нежен.
Нет. Ее чувство к нему это обычная благодарность. Возможно, она видит в нем товарища или даже друга, но не более. Она попросту неспособна испытывать то, что чувствует влюбленная женщина.
И он не должен узнать, почему.
* * *
Отчего так кружится голова? От вожделения или из-за раны? Когда он прижался к ее губам, его тело моментально устремилось к ней, и он почувствовал, что она тоже начала таять.