Наверное, так оно и есть. И хотя она поблагодарила его и не стала бранить за вольность, она заслуживала извинения. Он спросил, можно ли поцеловать ее. Она ответила «да». Но он дал ей слово. Нужно было найти в себе силы сдержаться.
— Я тоже должен сказать вам одну вещь. Я прошу прощения… — За то, что поцеловал ее? Нет. Он начал заново: — Я дал слово не прикасаться к вам и не сдержал его. Мне очень жаль.
Ее щеки порозовели. Смущение. Так непохоже на Храбрую Кейт.
— Вы не виноваты, — произнесла она. — Мне самой не стоило… — Не договорив, она отвернулась.
— Но ведь все оказалось не так плохо, как вы боялись. — В этом он был уверен. Несколько секунд она принадлежала ему, безраздельно.
Их глаза встретились.
— Я не ожидала… — Она отвела взгляд и снова принялась сосредоточенно изучать дублет. — Вы не такой, как остальные мужчины.
Ее слова были как пощечина, как удар под дых. Даже Роб не ставил под сомнение его мужественность. Усилием воли он заставил себя говорить негромко и ровно.
— О чем это вы?
— Ровно об этом! Другие на вашем месте принялись бы шуметь, топать ногами и бахвалиться своей отвагой. Или угрюмо молчать. А вы просто стоите, улыбаетесь и спокойно интересуетесь, о чем это я.
— Значит, для вас мужчина это нечто вроде рычащего, бездумно убивающего зверя?
Но он и сам был таким. Он убил человека, думая только о том, чтобы защитить ее. И несмотря на все свои клятвы, снова и снова представлял ее в своих объятьях.
— Мужчина, — сказала она, — это тот, кто способен отдать жизнь за свою семью.
Вот. Теперь она пытается навязать обязательства, как только что навязала ненужный ему дублет. Но он ужевзвалил их на себя, когда поклялся отомстить за нее, даже не понимая, что кроется за ее ненавистью.
— Вашей жизнью движет только одна цель? Увидеть убийцу вашего отца мертвым?
По ее лицу пробежала странная рябь. На секунду ему показалось, что она сейчас заплачет, как обычная женщина, но не успел он моргнуть, как она овладела собой.
— Кто отомстит за него, если не я?
Он ощутил укол вины за бездействие своего отца. Если бы Рыжий Джорди отомстил за нее сразу, его сыновьям не пришлось бы взваливать на себя эту ношу.
— Но что будет потом? Вы сделали возмездие смыслом своей жизни. Что будет, когда Сторвика не станет?
На ее лице отразилось замешательство, словно она никогда не задумывалась об этом.
— Я не знаю, — в конце концов призналась она.
Он импульсивно взял ее пальцы. Ее руки умели обращаться с мечом, перевязывать раны и шить, но сейчас, в колыбели его ладоней, казались маленькими и тонкими.
— Вам надо выйти замуж, — сказал он, гадая, что с нею станет, когда она добьется исполнения своей цели. Почему-то он подозревал, что это не принесет ей того счастья, на которое она уповала. — Найдите кого-нибудь, кто будет заботиться о вас и защищать.
Кого-нибудь другого, не Джонни Брансона.
При этой мысли внутри него закипел гнев. Так, по крайней мере, он назвал это чувство. Гнев за то, что она подвергала себя опасности, за то, что из-за ее упрямства он был вынужден убить человека.
— О, — сказала она, улыбаясь уголком рта. — Вот теперь вы заговорили, как все.
Она не забрала руку. Вместо этого она посмотрела ему глаза, и он понял, что она обдумывает его слова. А потом он перестал мыслить логично. Ему захотелось согреть ее маленькие, холодные ладони. Согреть ее всю, своими губами, в своей постели.
Его глаза потемнели от желания. Заметив это, она отстранилась и, чтобы занять руки, принялась снимать с дублета невидимые ворсинки.
— Я никогда не выйду замуж.
— Почему?
— Потому что не хочу.
Она словно пыталась убедить в этом не только его, но и себя.
— Из-за того, что произошло?
— А что вы об этом знаете? — спросила она резким тоном, и таким же сделался ее взгляд.
— Я знаю, что женщины и раньше теряли отцов, но не хватались за меч и не начинали шарахаться от мужчин. — Как он может быть уверен, что в ту ночь не случилось чего-то еще, гораздо худшего? Он уже спрашивал, и она все отрицала, но…
— А мужчин и раньше отсылали к чужим людям, но они не отказывались от своей семьи.
Он вздрогнул. Она умела дать отпор не только мечом, но и словом.
— А что Роб? Он согласен кормить и поить вас до конца ваших дней? — Жестокий вопрос, о котором он немедленно пожалел.
Она гордо вскинула голову.
— Я отрабатываю свой хлеб.
Вскинутый подбородок, закованное в броню сердце — внезапно он понял, что она воспринимает жизнь как поле битвы. И это открытие отозвалось в нем больнее, нежели любые ее колкости.
— Ох, Кейт, но в жизни есть место не только трудностям, — напомнил он не только ей, но и себе тоже.
— Вы говорили, что король не примет вас назад, если вы не оправдаете его ожиданий. Похоже, жизнь при дворе тоже сложна, если там прощают так же редко, как на границе.
— Так и есть. Но мужчина и женщина могут подарить друг другу счастье. — Прекраснее всего были те любовные связи, в которых находилось место не только страсти. В его голове всплыли давние воспоминания: приглушенный смех за дверями родительской спальни, обмен улыбками через стол. — Вдвоем можно смеяться и петь, и быть счастливыми, даже если жизнь тяжела.
Она изучала воинскую куртку в своих руках, как будто высматривала там ответ, потом подняла глаза.
— Если это правда, тогда я желаю вам обрести такое счастье.
— Но я хочу, чтобы и выбыли счастливы.
Ее глаза вспыхнули. Рот приоткрылся в немом удивлении.
— Неужели вам никто никогда не желал счастья? — спросил он.
Она покачала головой.
Он вздохнул. Роб и Бесси давали ей пищу и кров. Но счастье? Они и себе самим едва ли могли его гарантировать.
— Есть много способов сделать друг друга счастливыми. Я могу показать вам, только позвольте, — вырвалось у него прежде, чем он успел понять, кого хочет осчастливить — себя или ее.
— Как тогда у реки?
Он кивнул и задержал дыхание, не смея надеяться.
— То есть, для вас счастье заключается в женском теле? — с некоторым разочарованием спросила она.
— Нет! Я хотел сказать… — Что же? Он столько раз заводил бессмысленные интрижки и провел столько счастливых часов в дамских объятьях. — Вы не такая, как остальные женщины.
Она тряхнула головой.
— Зато вы, Джонни Брансон, абсолютно такой же, как все остальные мужчины.
И Кейт ушла прочь, прежде чем он успел признаться — в основном самому себе — что желает обладать не только ее телом.
* * *
Она придвинула стол поближе к окну и, отмерив пальцами ткань, вырезала две полоски одинакового размера. Потом взяла пластину стали от сломанного меча и обшила ее тканью, добавив внутрь клочки шерсти.
Кропотливо прокладывая стежок за стежком, она простегивала ткань, помещая между слоями кусочки будущей брони. Не больше одного за раз. Совсем небольшие. Обломок кости. Осколок сломанного оружия. Ничего красивого. Ничего целого. Крупицы, которые она приносила домой, прятала и копила — как птица, которая уносит в свое гнездо все, что может понадобиться для того, чтобы выжить.
Так выжила и она сама. День за днем собирая себя по частям, она окружила себя броней. Научилась скрывать страх.
Мужчина и женщина могут подарить друг другу счастье.
Возможно ли это в ее случае? Есть ли у нее шанс стать обычной женщиной?
Что будет с вами, когда он умрет?
Когда он умрет, все должно измениться. Но она, как ни старалась, не могла вообразить для себя никакой другой жизни, чем та, которой она жила сейчас. Не могла представить, что соитие сможет доставить ей радость.
До того, как она поцеловала Джона, она и не подозревала, что способна ощутить желание. Возможно, сейчас самое время выяснить, можно ли хотеть мужчину, не испытывая при этом страха?