Джон опустил меч немного ниже.
— Ты не стоишь даже того, чтобы марать об тебя меч. Ты никто. Просто безымянное ссыкло.
Это было серьезное оскорбление. Шокированная, она посмотрела вверх и увидела, что Сторвик направил на Джона арбалет.
Она бросилась между ними и прижалась к его груди, обратившись спиной к Вилли. Пес, почуяв опасность, снова кинулся к дверям и громко залаял. Поводок обвился вокруг их ног, привязывая ее к Джону.
Она зажмурилась, слушая, как быстро и сильно колотится под щекой его сердце, и ждала, когда в ее спину вонзится стрела.
— Опусти оружие, Сторвик, — раздался голос Роба. — Или я выстрелю первым.
Она открыла глаза. Позади них верхом на лошади сидел Роб и держал наготове арбалет. Он выехал из леса один, остальные остались за деревьями. У них с Джоном одна лошадь и одна собака. Успеют ли они обогнать стрелы Вилли и скрыться в лесу?
— Уходим, — прошептала она, пока Вилли и Роб не устали ждать. — Сегодня ничего нельзя сделать.
Джон сел в седло, усадил ее впереди себя, и вместе с Робом они пустили лошадей в галоп. Две стрелы, выпущенные им вслед, просвистели мимо.
И ветер донес до их слуха хриплый смех Вилли.
* * *
Когда они добрались до замка, уже стемнело. Не обращая ни на кого внимания, Джон снял ее с лошади и понес в спальню. Роб сам обо всем расскажет, а Бесси покормит пса.
— Ты цела? Ты не ранен? — заговорили они одновременно, когда он занес ее в комнату и захлопнул за собой дверь.
А потом поцелуи заглушили слова.
Он положил ее на кровать, сел рядом.
Обещания исчезли. Он ощупывал ее руки, шею, ноги, спину, боясь, что не заметил, как ее ранили. Она тоже трогала его, даже заставила пошевелить пальцами и перецеловала их все, когда убедилась, что он цел.
Наконец он с облегчением заключил ее лицо в ладони. Хотелось схватить ее за плечи, затрясти в наказание за ее безрассудство.
— Ты побежала к двери врага, безоружная!
Я думал, что потерял тебя.
— А ты вытащил меч, будто мог сокрушить его башню!
Они рассмеялись в голос, и он провел пальцами по ее щеке. Может, он и повел себя глупо, но когда увидел, как она побежала к башне, то мог думать только о том, чтобы спасти ее.
А теперь он мог думать только о том, чтобы обнять ее.
Он приник к ее губам, бережно и нежно. Сегодня он едва не потерял ее. Дважды. Он уничтожит того человека, как только до него доберется.
Она не отпускала его, блуждая ладонями по его спине, словно тоже благодаря небо за то, что он выжил. Оторвавшись от ее губ, он позволил себе пуститься в путь по ее щеке к нежному месту у виска, где вились светлые волосы, потом принялся изучать языком изящную раковину ее уха, с гордостью ощущая, как она трепещет в ответ.
Как он мог считать ее угловатой, когда ее шея так грациозно переходит в плечи? Когда ее кожа такая сладкая на вкус. Он захотел — о, как же сильно — увидеть, что скрывается под покровом ее грубого одеяния, и принялся распутывать завязки дублета, улыбаясь, не в силах отвести от нее глаз, когда она кинулась ему на помощь, а потом сбросила свое защитное облачение на пол.
Теперь на ней осталась только свободная шерстяная рубаха поверх льняной сорочки. На миг он представил ее в платье: шея тонет в пене белоснежного кружева, глубокий вырез обнажает нежные, соблазнительные округлости грудей…
Нет. Вычурные наряды не к лицу его Кейт. Как блестящие доспехи не подходят мужчине, живущему на границе.
Пробравшись под слои шерсти и льна, он положил ладони на ее кожу, такую горячую, словно под нею пульсировала сама жизнь.
— Позволь мне… — Он успел договорить? Или просто стащил с нее оставшуюся одежду и отбросил в сторону? Но потом, увидев ее обнаженной, он утратил дар речи.
Она отрицала свою принадлежность к слабому полу, но ее груди — полные, круглые, острые словно от холода — говорили обратное. Он осторожно дотронулся до нее, как будто боялся сломать, если будет недостаточно нежен. Накрыл обе груди ладонями и погладил. Его пальцы сомкнулись на их кончиках. Она закрыла глаза, запрокинула голову, и из ее горла вырвался гортанный звук, невнятный, как его мысли.
Он подумал, что теперь, узрев ее нагое тело, никогда больше не сможет закрыть глаза. Все, что она так долго прятала, манило его, и больше всего те невидимые границы ее тела, где груди переходили в ребра, где плечо становилось горлом. Он будет изучать ее, пока не познает полностью, пока не узнает, где ее талия перетекает в бедра, где живот становится местечком меж ее ног…
Отведя вверх ее руку, он наклонился, чтобы поцеловать неуловимую грань под грудями, где начинался торс. Искушая его губы, она шевельнулась, потянулась к нему. Ее тело само угадывало, что нужно делать, оно просило его без слов.
И он ответил на эту немую просьбу.
В ее руках, ласкавших его спину, тоже проснулся голод. Она взялась за его плечи, начала расстегивать куртку такими же трясущимися, неуклюжими пальцами, какими только что были его собственные. Он помог ей и снял тяжелый дублет, над которым она так долго трудилась, потом, не дожидаясь ее помощи, сбросил рубаху и нижнюю сорочку.
Теперь пришел ее черед изучать его тело. Под ее жадным взором он испытал странную робость и надежду на то, что он ей понравился — чувства, которые он никогда еще не испытывал наедине с женщиной.
Потом она дотронулась до него.
Принялась водить ладонями от шеи к плечам, от локтей к запястьям, и снова вверх, сначала с одной стороны, потом с другой, потом через грудь, словно стремилась познать и запечатлеть в своем сознании каждый дюйм его тела.
И тогда он понял, почему она закрывала глаза.
Но он не мог долго оставаться незрячим. Слишком многое еще предстояло открыть и увидеть.
На ней все еще были надеты высокие сапоги, и он, разыгрывая оруженосца, помог ей разуться, а потом снял и свои сапоги тоже. Теперь застеснялась уже она, оставшись перед ним в одних шерстяных чулках.
В замешательстве он сел на кровать. Женщина в юбке всегда была доступна для соития. Но с женщиной в мужском облачении он еще не имел дела.
Она встала с решительно сжатыми кулаками, повернулась к нему спиной и распустила невидимые его взору подвязки. Потом медленно, очень медленно сняла чулки, обнажая бедра, ноги и…
Он выдохнул ее имя? Кажется, да.
Сидя на краю кровати, он дотянулся до нее и привлек к себе, а после его пальцы проникли меж ее ног.
Позволив ему принять на себя ее вес, она развела ноги и подалась вперед, раскрывая бедра навстречу его ищущим пальцам.
Сейчас. Немедленно, закричало его тело, тугое от страсти.
Горячая, скользкая, она тоже была готова. Ее бедра задвигались, приспосабливаясь к ритму его пальцев, и он понял, что больше не может ждать. Он хотел ее всю прямо сейчас.
Опрокинув ее на постель, он накрыл ее своим телом — его губы на ее губах, ее груди прижаты к его торсу — и понял, что ниже пояса до сих пор одет. Он потянулся вниз, чтобы высвободиться…
— Нет! Нет!
В первое мгновение смысл ее слов не дошел до него. И лишь когда в лицо ему врезался ее кулак, когда ногти вонзились в плечи, а колено ударило в пах, только тогда он застыл, задыхаясь, и ошеломленно посмотрел вниз, все еще вжимая ее в перину. А потом откатился в сторону, подальше от нее.
Не мигая, тяжело дыша, он ждал, когда его разум вернется в тело.
Сначала он подумал, что она сошла с ума.
Потом, что спятил он сам.
Нет, ее желание невозможно было истолковать превратно. Она сама сняла последний предмет одежды, сама опустила последний барьер. Что же изменилось?
Лежа на спине, он посмотрел на нее. Она отвернула лицо, прерывисто дыша, и он не мог видеть выражение ее глаз.
Его желание увяло, но продолжало бурлить в его венах. Он встал, прошелся по комнате, помешал дрова в очаге, а потом ударил кулаком по стене так сильно, что заболела рука.