— Он так и рвется на вашу защиту, — заметил Джон.
— И будет защищать меня до последнего, — подтвердила Кейт, пересекаясь с ним взглядом. С ним она говорила и без намека на нежность, совсем не так, как с животными.
Он поднял брови.
— Обычно ищеек держат англичане. — Чтобы через горы и реки выслеживать приграничных рейдеров.
— Только не этого. — Как и его брат, Кейт не была склонна к многословию.
— Где вы его раздобыли?
Черты ее лица смягчились, словно она хотела улыбнуться, но в последний момент передумала.
— Па украл его. — Воспоминание, по-видимому, было для нее приятным.
Джон понимающе кивнул. На границе воровство не считалось бесчестным занятием.
— Он выслеживал Па, но сорвался с поводка и потерял своего хозяина. А когда нашел Па, то так обрадовался, что уселся рядом и вилял хвостом, а Па его гладил.
Она явно питала к зверю самые нежные чувства.
— Мне он хвостом не машет.
— Не знает, насколько мне безопасно быть с вами рядом.
Правильнее было бы сказать, я не знаю, насколько мне безопасно быть с вами рядом.
— Скажите ему… — Их глаза встретились. Если он сумеет понравиться псу, то может быть и хозяйка проникнется к нему доверием. — Скажите, что вы в безопасности.
Она сглотнула, перевела взгляд на пса. Дыхание ее участилось, но она молчала.
— Так что вы ему скажете? — Он старался говорить мягко, чтобы она не подумала, будто он на нее давит.
Кейт не поднимала глаз.
— Я скажу, что вы… — Она пристально взглянула на Джона, подбирая выражение. — Я скажу, что вы друг.
Глядя в отражение ее глаз, ему внезапно захотелось стать достойным этого имени.
— Так и есть.
— Друг, — твердо сказала она и через плечо попросила: — Дайте ему руку.
Он протянул ладонь, и Смельчак принялся ее обнюхивать.
— Друг, — повторила она, пока пес тыкался носом в его пальцы. — Джон. — Она улыбнулась. — Все. Больше он не будет рычать на вас.
Джон надеялся, что и она тоже.
— Давно вы его тренируете?
— Три года.
Если только собака способна смягчить выражение ее глаз, значит он будет говорить о собаке.
— Он был с вами в ночь, когда убили вашего отца?
Радость, тронувшая было ее лицо, бесследно исчезла.
Болван. Спроси о чем-нибудь другом.
— А что лошади? Давно вы занимаетесь лошадьми? — Снизойдет ли она до ответа?
Она подавила грусть.
— Много дольше. У меня нет братьев, так что отцу помогала я. А когда его не стало… — Тьма возвратилась, а с ней и ее обычная настороженность. Высоко подняв голову, она посмотрела ему в лицо. — Все знают, что у нас лучшие лошади на границе. Быстрые и выносливые. Им по силам проскакать без остановки шестьдесят миль.
Хватит с лихвой, чтобы после заката выехать за пределы Шотландии, вторгнуться далеко во владения англичан и до рассвета вернуться домой. Без таких лошадей рейды были бы невозможны.
В ее рассказе он уловил нотки гордости. Все лучше, чем страх или гнев.
— Уверен, вы отлично справляетесь.
Но вместо улыбки, на которую он рассчитывал, она отвернулась к пони, смаргивая слезы.
— Ну что вы. — Он встал позади нее, положил ладони на ее плечи и развернул к себе лицом. — Зачем же плакать. Это был комплимент.
Пес, рыча, встал на четыре лапы.
— Тише, зверюга, — сказал он. — Я друг.
Он обнял ее, полагая, что сейчас она точно должна улыбнуться, как большинство женщин, за которыми он ухаживал.
Вместо этого она врезала ему коленом прямиком между ног.
Больно!
Он разжал руки и, выругавшись сквозь зубы, согнулся пополам.
Пес оскалился и залаял. Не глядя, Кейт нащупала его спину и зарылась пальцами в шерсть. И Джон почувствовал ее боль, позабыв о своей собственной. В ее глазах не было слез, но грусть уступила место такому ужасу, что он не был уверен, видит ли она его перед собой.
— Кейт! — Он попробовал выпрямиться, едва слыша свой голос за лаем собаки. — В чем дело? — У нее было такое лицо, словно она увидела приведение.
Кейт присела возле надрывающегося лаем пса и крепко обхватила его за шею. А потом, словно ее молитвы о спасении были услышаны, расслабилась. Когда их глаза встретились, перед ним снова была прежняя невозмутимая Кейт.
Сторвики убили ее отца. По-твоему, она должна прыгать от радости?
Но с тех пор прошло целых два года, а смерть была частым гостем на этих холмах. Ее пугало нечто большее.
Она поднялась на ноги, все еще держась за собачью спину, и взялась за поводок.
— Мне надо идти.
И повернулась спиной, красноречиво запрещая за собой следовать.
Но он, прихрамывая от боли в паху, все же догнал ее.
Пусть брат его презирает. Пусть она его ненавидит. Но он не из тех мужчин, которые могут дать женщине повод для страха, даже такой, как она. Он взял ее за руку.
— Постойте.
Она остановилась и отдернула руку, обрывая контакт. Пес опять было зарычал, но она взглядом заставила его замолчать.
— Я же сказала…
— Послушайте меня, — начал он. — Пускай я вам не нравлюсь. Пускай вы не хотите отпускать Брансонов по делам короля. И я понял, что вам не нужны поцелуи, но я Брансон, и вы под защитой моей семьи, так что не надо при виде меня всякий раз хвататься за нож.
— Нет, это выпослушайте, — сказала она. — Я вас предупреждала, а вы ведете себя так, словно плохо расслышали.
— Все я расслышал. — К счастью, подумал он, она пустила в ход колено, а не нож, как обещала. — Но речь шла о поцелуях, а не о простых прикосновениях.
— Тогда давайте я выскажусь прямо, чтобы даже вы меня поняли. Ни одному мужчине нельзя меня трогать. Никогда.
Он снова вспомнил их первую встречу и свое недоумение, когда она отказалась пожать ему руку. Теперь он понял, что за ее отказом стоял страх.
— Я не их тех мужчин, которые обижают женщин. Правда.
Она замерла, глядя на него своими бездонными, карими, как у их общего предка, глазами. Легкий вздох.
— Я знаю, — наконец ответила она шепотом.
Шепот напомнил о запретных отныне поцелуях. Джон качнулся было в ее сторону, но остановился из опасения, что пес цапнет его за ногу.
— Тогда идите, — резко сказал он и поморщился. Больное место хотелось зажать руками. Видимо, домой придется возвращаться пешком.
Кейт пошла прочь. Пока она могла его слышать, он прокричал:
— И больше не разрешайте своему зверю рычать на меня!
Она оглянулась через плечо. Уголок ее рта дрогнул в улыбке, и ему показалось, будто она над ним смеется.
Кого же она боится, если не его? И почему?
Глава 4.
По дороге в замок, Кейт боролась с собой. Долго, упорно.
Она не подпускала мужчину так близко с…
С тойночи.
Хотя Брансоны приняли ее в семью, они обращались с нею иначе, не так, как отец — ее не обнимали перед сном, не ерошили мимоходом волосы. Рыжий Джорди был скуп на ласку даже с родными детьми.
И это ее устраивало. Ее защищали, но не делали попыток сблизиться.
Кроме этого мужчины, который, решив утешить ее, не придумал ничего умнее, чем заключить ее в объятья.
Когда он коснулся ее, она напряглась, испугавшись, что от страха потеряет контроль и ударит его ножом прежде, чем сумеет остановить себя.
И страх — ее извечный противник — пришел, но исчез так же быстро, как появился. Да, потом она задела его гордость и нанесла удар в самое чувствительное для мужчины место, но по крайней мере удержалась от того, чтобы пролить его кровь.
Потому что его объятия не были похожи на нападение или на прелюдию к поцелую. Вместо этого у его груди она ощутила тепло и покой.
И безопасность.
Когда она в последний раз чувствовала себя в безопасности?