Теперь Костя, похоже, впал в уныние. Тень смутной тревоги омрачала его чело. Он сидел на табурете, ссутулясь, скрестив руки на чахлой груди, и смотрел исподлобья на жену.
— Ты где была? — спросил он наконец угрюмо.
Нина молчала, продвигаясь по кухне, как по заминированному полю, лавируя между арбузами.
— Что с ними делать-то, Нин? — спросила мать осторожно, ткнув зятя в бок острым локотком — мол, не лезь со своими расспросами, не время.
— Варенье сварим, — буркнула Нина.
Она взяла нож и принялась неловко, торопливо разделывать арбуз. Охнула, отбросив нож в сторону.
— Мама, дай йоду, — попросила она, морщась от боли. — Палец порезала.
— Кровь течет? — поинтересовался Костя с подначкой. — Голубая поди?
Нина не успела ему ответить — хлопнула входная дверь. В кухню ввалилась Ирка, старшее Нинино чадо, девица осьмнадцати лет.
Ирка швырнула свою огромную парусиновую сумку прямо на арбузы, даже не взглянув на них и не удивившись, прислонилась спиной к дверному косяку и завыла в голос. Она выла, причитая сквозь стоны и всхлипы. Так воют деревенские бабы, провожая на сельское кладбище мужа-кормильца. Наверное, тут сработал генетический код: Ирка была разительно не похожа на мать. Ширококостная, приземистая, белобрысенькая, с простоватым веснушчатым личиком, с носиком «уточкой» и утиной же походкой — вразвалочку, носки внутрь, — Ирка была в свою крестьянскую посадскую родню — в отцову мать, в отцову бабку.
— Не вой, — оборвала ее Нина, перебинтовывая пораненный палец. — Что случилось, говори толком.
— Две куртки укра-а-али, — простонала Ирка, размазывая слезы по лицу. — Ой, мама, что будет, из чего я буду отдавать? Это ж «лимон» с лишним, ма-ама!
Нина охнула. Беда к беде… Ей этот дикий счет телефонный оплатить нечем, а здесь — «лимон»! Что делать? Занять не у кого, перезаложить-заложить — нечего… Что, милостыню идти просить по вагонам? Она бы пошла, да только много ли с этого выручишь.
— Главное — знаю, кто, — всхлипывала Ирка. — Веры черненькой хахаль, Толян этот, скот, ворю-уга…
— Ты точно знаешь? — быстро спросила Нина. Хорошо, что она не успела раздеться. Метнувшись к дверям, она крикнула на ходу: — Это какой Толян? У которого полка соседняя? У которого — кожа?
— Куда? — заорал Костя ей вслед. — Чего ты добьешься-то? Не пойман — не вор!
Но Нина уже сбегала вниз по лестнице.
Стоя на задней площадке троллейбуса, она тяжело дышала. Сердце колотилось Сердце — ни к черту, раньше стометровку могла отмахать, и хоть бы хны, теперь добежала до остановки — и еле жива.
Укатали Сивку крутые горки. Заездила вас жизнь, графиня, измордовала, в старуху превратила до срока.
Ничего, мы еще поборемся!
Нина рванула на себя дверь, вбежала в гигантский ангар крытого вещевого рынка.
Все здесь было ей ненавистно. Блошиное торжище, забитое дешевым шмотьем, Мекка для бедных, уцененка, третий сорт. Ничего не поделаешь — здесь работала ее Ирка, непутевая Ирка, здесь ее обворовывали вечно, тетеху. Ирка была коммерсантка та еще — в папочку своего. Не у нее украдут — так она сама себя обворует, путаясь в подсчетах, лихорадочно вспоминая, сколько будет шестью шесть, решая в конце концов, что шестью шесть — двадцать восемь.
Толян… Соседняя полка… Кожа… Нина пробилась сквозь толпу, бесцеремонно расталкивая идущих ей навстречу. Она спешила, боясь, как бы не угас тот всполох звериной ненависти, который она несла в себе. Толян… Она знала этого Толяна, хамоватого приблатненного фраерка, торговавшего здесь турецкой кожей.
Нина протиснулась к его полке, перегнулась через нее и вцепилась Толяну в руку.
— Ты че? — завизжал Толян. — Пусти! Пусти, ты…
И он выругался, пытаясь отшвырнуть Нину от себя.
— Отдай куртки, мразь! — прошипела Нина, тряся его за плечи. — Ты украл! Я знаю!
— Че ты лепишь? Пусти, больная! — хрипел Толян, стараясь высвободиться.
Но Нина вцепилась в него намертво. Отчаяние и ярость удесятерили ее невеликие силы, она трясла Толяна, повторяя упрямо и зло:
— Отдай куртки! Куртки отдай, гад!
Толян изловчился и отшвырнул ее от себя. Нина отлетела к соседней стойке, больно ударившись спиной о железный барьерчик, задев локтем сапоги и туфли, выставленные на прилавке.