Плохо понимая, что делает, Нина содрала куртку с «плечиков», ринулась в комнату дочери. Растолкала мирно спящее, распластанное, великовозрастное свое чадо.
— Ма, ты чего? — Ирка села на постели, сонная, лохматенькая, в коротковатой ситцевой пижамке. — Мне в шесть вставать, ты зачем…
— Это что? — перебила ее Нина гневно, потрясая курткой перед заспанной Иркиной рожицей. — Что ты врешь мне? Откуда у тебя деньги?!
Ирка мрачно молчала. Вовка завозился на соседней постели.
— Это Пупков? — допытывалась Нина. — Это он тебе деньги дал?
— Ну, он! — закричала Ирка. — Он! Он!
— Не ори. — Нина швырнула куртку в угол комнаты. — Вовку разбудишь… Все!
Она метнулась в прихожую. Принялась сдирать с себя рабочую робу, еще не зная, что сделает дальше, как поступит, что предпримет. Одно она понимала отчетливо — больше она терпеть не будет. Не будет! Она сейчас что-нибудь придумает… Нужно же его остановить наконец!
— Мама, опомнись! — Ирка выскочила в прихожую. Она была испугана не на шутку. — Мама, что с тобой? Ты куда?
— Как ты его нашла? — Нина уже натягивала плащ. Руки дрожали, пуговицы не лезли в петли. — Как ты нашла Пупкова? Это ты его нашла или он тебя?
— Я, — пролепетала дочь, переминаясь с ноги на ногу. — Он папе номер пейджера оставил. Я ему предложила… — И она замолчала, осекшись на полуслове.
— Что ты ему предложила? — выкрикнула Нина затравленно. — Себя? Меня?
— Свою фамилию! — отчеканила дочь со злым вызовом, переходя от обороны к нападению. — Свой титул! Я тоже Шереметева, между прочим!
— Какая ты Шереметева! — Нина обессиленно привалилась спиной к стене. — Титул… Совок ты, совок! И ты, и я… Титул… Аристократка! Да ты за целковый на задних лапах ходить готова!
— Не за целковый! — возразила Ирка запальчиво. — За пять тысяч баксов.
— Какая разница, — усмехнулась Нина, застегнув наконец последнюю пуговицу на плаще. — Разницы-то никакой.
— Как это никакой? — выкрикнуло Нинино практичное чадо.
Вот он, рынок вещевой, купи подешевле — продай подороже! Как она не хотела, Нина, чтобы дочь становилась лоточницей! Как не хотела, как противилась этому… Не зря!
— Как это — никакой разницы? — повторила Ирка гневно. — Пять тысяч «зелеными»! Да я сегодня у него в офисе…
— Ты там была? — спросила Нина быстро. — А где у него офис?
— В Казарменном. Домик такой лиловый… Турки строили, он меня поводил, все показал, там даже зимний сад есть…
— Тебя в детский сад водить надо — не в зимний. — Нина открыла входную дверь. — Вымахала тетка здоровенная, а мозги — как у пятилетней.
— Мама, ты куда? — Ирка схватила Нину за руку. — Час ночи!
— Пусти! — Нина вырвалась, шагнула за порог и захлопнула за собой дверь.
Она выскочила из подъезда, забежала в соседний. Поднявшись на второй этаж, нажала на кнопку звонка. Здесь жила Валентина, Нинина подружка. Звонить ей в час ночи было свинством, конечно: Валентина отлеживалась после аборта, приходила в себя.
— Валь! — Нина стукнула в дверь кулаком. — Валь, это я! Открой!
Дверь открылась. Валентина стояла на пороге, кутаясь в шаль.
— Ты чего? — спросила она угрюмо и посторонилась, пропуская Нину. — Спятила? Второй час.
— Я же знаю — ты не спишь. — Нина по-прежнему стояла за порогом. — Дай молоток!
— Сейчас, — кивнула Валентина и исчезла в недрах квартиры.
Валентина обладала редкостным для одинокой бабы качеством: она никогда не лезла в чужую жизнь, никогда не задавала лишних вопросов и никогда ничему не удивлялась. Всякая иная на ее месте как минимум поинтересовалась бы сейчас у Нины, на кой хрен ей молоток в час ночи, не собирается ли она, Нина, шарахнуть им кого-нибудь по темени, а если собирается, то кого и за что.
Валентина была не такая. Валентина была кремень-баба. Жаль, с мужиками ей не везло. Может, потому и не везло, что — кремень. «Была б ты, Валька, помягче, — говорил ей очередной знакомец перед тем, как слинять бесследно, — была б ты попроще, глядишь, и сладили бы…»
— На, — сказала Валентина, вернувшись через минуту и вручая Нине молоток.
— А побольше нет? — Нина скептически оглядела молоток. — Ладно… Дай выпить чего-нибудь…
— Воды? — уточнила Валентина.
— Водки! — рявкнула Нина, засовывая молоток в карман.
Аккуратно выщипанные Валентинины брови медленно поползли вверх. Валентина едва не нарушила многолетнее правило — она удивилась несказанно. Водки Нина не пила сроду. Она вообще не жаловала это занятие. Пара рюмок «сухого» на вечерних долгих женских посиделках — это Нинин «потолок», Нинина доза.