— Костров, тебе что было велено? — спросил Дима миролюбиво. — Давай, включите там телек. Наши с Белоруссией играют.
Он сунул телефон в карман… Нина все еще стояла возле дверей офиса. Дима положил скрещенные руки на руль, уткнулся в них подбородком.
Нина снова шарахнула молотком по двери, на сей раз порешительней, посильнее, — стекло выдержало и этот удар. Стекло было особенное, суперпрочное, уж Дима-то знал.
Нина опустилась на каменный выступ у стены. Молоток положила рядом с собой. Кажется, она плакала. Дима прищурился, всматриваясь: да, Нина ревела, обхватив вздрагивающие плечи руками. Довел бабу, скот… Доигрался.
Дима смотрел на нее со смешанным чувством покаянного стыда, острой жалости, смятения… Он же хотел как лучше! Он всегда хочет как лучше, а кончается все одним и тем же. Они плачут, его женщины («Но это же — не твоя женщина! А, неважно…»), они плачут, и упрекают его во всех смертных грехах, и говорят, что он туп и бессердечен…
Нина тем временем подняла голову, вытерла слезы, взглянула в сторону машины… Ага, увидела его. Узнала. Сейчас и эта будет кричать, что у него нет сердца. Еще и молотком по темени тюкнет, с нее станется. Даром что голубых кровей, норов — как у Салтычихи.
Дима вздохнул, открыл переднюю дверцу и приготовился к неминуемой каре.
Нина подошла к машине вплотную и встала у открытой дверцы, утирая слезы.
— Молоток забыла, — сказал Дима вместо приветствия. — Поди забери. Вещдок Улика.
— И хорошо, что забыла, — зло возразила Нина. — А то не удержалась бы, саданула бы тебя по башке, скотину!
Значит, он был прав. Его предчувствия его не обманули. Некрасовская женщина. Под горячую руку лучше не попадаться. Коня на скаку остановит и череп тебе раскроит.
— Садись, — сказал Дима, хлопнув ладонью по соседнему сиденью. — Прибить ты меня всегда успеешь. Было бы желание!
— Я тебя просила по-хорошему! — выкрикнула Нина, по-прежнему стоя возле машины. — Как с тобой еще? Что тебе еще сказать нужно, чтобы ты… Со мной не вышло, ребенка совращаешь?
— Какого ребенка? — изумился Дима, вылезая из машины. — Окстись!
— Девочке семнадцать лет! Не трогай девочку!
— Так она сама пришла! — возмутился Дима, подходя к Нине. — Я ей денег дал и отправил с миром!
— Сколько ты ей дал? — Нина смотрела на него с бессильной ненавистью. — Сколько? Говори!
— Ну-ка, успокойся! — скомандовал Дима неожиданно жестко.
Он сжал Нинины плечи и встряхнул ее хорошенько. Она притихла. Она отвыкла от… Да нет, какое там — «отвыкла»! Она и не знала никогда, что такое гневная, короткая мужская отповедь, несколько отрывистых быстрых слов, звучащих как приказ… Приказ, которому нельзя не подчиниться.
— Садись в машину. — Дима подтолкнул ее к открытой дверце.
Нина послушно опустилась на переднее сиденье.
— Слезь с газеты! — Он выдернул из-под нее листы. — Газету свою учредили, «Русский лесопромышленник»…
— Владелец заводов, газет, пароходов, мистер Твистер, миллионер, — пробормотала Нина чуть слышно.
Она еще пыталась обороняться, язвить. Для вида, для проформы. Дима был другой, новый, и он ей нравился такой. Она ничего не могла с собой поделать — нравился. Спокойный, властный, немногословный.
— Ну-ка, повернись ко мне! — Он достал из кармана чистейший носовой платок и, положив левую ладонь ей на затылок, правой рукой с зажатым в ней носовым платком принялся стирать с Нининых щек черные разводы потекшей туши.
— Не трогай меня… — сказала Нина жалобно, не предприняв тем не менее ни малейшей попытки вырваться.
— Нужна ты мне, — усмехнулся Дима, осторожно касаясь платком ее скул.
У него были красивые руки. Очень мужские. Крупные, сильные… Без обручального кольца. А, ну да, если он затеял эту историю со сватовством, значит, холост. Собственно говоря, какое ей до этого дело?
— Мистер Твистер, — произнесла Нина устало. — Что тебе от нас надо? Что тебе еще нужно?
Не ответив, он сунул платок в карман и включил зажигание, а через пару минут уже мчал по ночному Бульварному кольцу, молча глядя перед собой.
— Тебе нужно нам всем доказать, что ты — хозяин жизни, а мы — быдло, — продолжала Нина чуть слышно. — Что цена нам — копейка в базарный день. Что ты нас всех купить можешь, оптом и в розницу. Благо, «бабок» у тебя — немерено… Грязных, — добавила она глухо.
— Грязных?! — переспросил Дима и резко затормозил. Нина едва не ахнулась лбом о стекло. — Это почему же грязных, мадам?
— Потому что отмывал, — пробормотала Нина, опасливо покосившись на него. — Что я, не знаю, как вы свои состояния сколачиваете? Все знают. Отмываете грязные деньги.