"Слушай, Вальди..." - пробормотал я.
"Сейчас всё узнаешь. Ты про такого композитора слышал: Вивальди?"
Мы шагали мимо низких слепых окон, горшков с мертвой геранью, мимо заборов и подворотен, завернули в хозяйственный двор, пробрались между фургонами и штабелями пустых ящиков; это были задворки магазина, выходящего на другую улицу. Во дворе стоял трехэтажный дом с пыльными окнами и зияющим входом, вошли, там оказалась узкая каменная лестница, шаткие железные перила, выщербленные ступеньки. Вальдемар трижды стукнул кулаком, выждал и стукнул еще раз. Некто со съехавшей вбок физиономией - в народе говорят: косорылый впустил нас в полутемную прихожую. Коридор загроможден рухлядью, с кухни тянет пригорелым, пованивает отбросами.
В большой комнате сидел перед самоваром человек с наружностью отставного профессора, в бороде, в пенсне, с высоким залысым лбом, в парчовом халате, как будто сшитом из театрального занавеса, продранном под мышками и на локтях. Рядом на стуле стоял проигрыватель.
"Вивальди привел",- доложил косорылый.
"Астрономией интересуется,- пояснил Вальдемар,- говорит, комета Галлея... каждые сто лет".
"Семьдесят шесть",- презрительно сказал я.
"Да неужто? - удивился профессор.- Вы действительно так думаете?"
"Это установленный факт",- возразил я.
"Нет, вы это серьезно?"
Человек за столом обратил вопросительный взор к Вальдемару. Тот пожал плечами, профессор шумно втянул воздух через волосатые ноздри и насупился. Наступило молчание, затем он промолвил:
"Этот вопрос стоит обдумать. Подстилку можете положить в угол..."
Он сделал знак косорылому. Меня отвели в другую комнату, где было еще грязнее. С топчана поднялся детина огромного роста, гривастый, с челкой до бровей, и, не говоря худого слова, врезал мне по уху. Я пошатнулся и чуть не сел на пол.
"Ты чего?.. Что такое?.." - лепетал я, закрываясь руками, и получил вторую затрещину.
В дверь всунулся Вивальди.
"Ты зачем коллегу обижаешь, Дёма? Нехорошо!"
"Ы-ы!" - проревел Голиаф и ощерился, делая вид, что хочет броситься на него.
"Да ладно тебе..." Поддерживаемый с двух сторон Вальдемаром и субъектом с несимметричной физиономией, я был препровожден назад в гостиную, где профессор в халате пил из блюдечка чай.
"Безобразие! - сказал он.- Где вторая чашка? И пирожные. Кто сожрал пирожные, признавайтесь, суки".
Передо мной поставили чай, явилось и блюдце с полурасплющенным пирожным.
"Сливки?" - осведомился профессор.
Просверлив меня взглядом, он проговорил:
"Пошли вон!.. (Это относилось не ко мне.) Дёме передать, чтоб больше не смел".
Мне он сказал:
"У него тяжелая рука. Этак и убить можно. Но! Порядок есть порядок. Вот так. Лицензия у вас имеется?"
"Какая лицензия?"
"Какая, какая, в гроб твою мать! Полицейская, какая же еще! Полиция дает разрешение на занятие промыслом. Вы что, впервые об этом слышите? Пейте чай".
"Я думал..." - сказал я.
"А не надо думать. Поберегите умственную энергию для более серьезных вопросов. Что вы думаете о проблемах бытия?"
"Ничего не думаю,- сказал я мрачно.- Мне надо идти".
"Куда это?"
"Мне пора на работу".
"Ага,- сказал профессор,- на работу. А вот это уже совсем плохо. Из ваших слов я заключаю, что промысел для вас - всего лишь побочное занятие, так сказать, халтурка с целью подзаработать..."
"Промысел?"
"Да. Из ваших слов следует, что промысел для вас - не работа. Ты что, брезгуешь, дай-ка мне...- пробормотал он, забирая у меня пирожное.- Полиция дело десятое,- продолжал он,- мы тебе эту лицензию устроим. Я сам позабочусь... И заруби себе на носу: никакой самодеятельности. Ты находишься в свободном государстве. И более того. Ты живешь в правовом государстве. Хочешь работать - работай. Хочешь собирать милостыню - пожалуйста. На голове ходить? Сделай одолжение. Но! - рявкнул он, подняв палец.- Изволь соблюдать порядок. А то, понимаешь, выбрал себе местечко: без разрешения, без согласования! Если каждый будет себе позволять... Один у Непомука, другой в оперном театре начнет собирать, а то еще, пожалуй, у дверей земельного парламента..."
Профессор дожевал пирожное, обсосал пальцы.
"Договоримся так. Ты до какого часа сидишь? До обеда? Вивальди в это время как раз обходит коллег. Двадцать пять процентов. Это нормальное обложение, я бы даже сказал, гуманное... В других городах взимают половину. Мою мысль понял?"
"Понял,- сказал я.- А если ничего не соберу?"
"Так не бывает".
"Иногда бывает".
"Это от неопытности. Ничего, научишься... Разве что погодные условия могут быть неблагоприятны, ну там, проливной дождь... Да ты и сам не вылезешь в такую погоду. И смотри у меня,- сказал профессор,- один раз поймаю - всё, ты у меня вышел из доверия. За укрывательство знаешь что бывает? Я тебя достану из-под земли. Мои люди тебя всюду найдут, заруби это себе... Эй, кто там? крикнул он.- Неси сюда".
Косорылый явился с граммофонной пластинкой.
"Терпеть не могу эти новые..." Он имел в виду компакт-диски. Профессор отодвинул чашку и застыл в молитвенной позе.
"Прекратить пить чай,- сказал он внятно.- Это кто?"
"Перголези. Stabat mater".
"Правильно. Вот за это хвалю".
Минут пять послушали, этого было достаточно, чтобы что-то переменилось в гнуснейшем из миров. Шеф приподнялся, остановил музыку.
"Гармония происходит оттуда,- он поднял кверху палец,- это я тебе как знатоку астрономии говорю. Ты о Пифагоре слыхал? Пифагор учил... музыка сфер..."
"Это каждый ребенок знает",- сказал я.
"Не каждый. Никто из этих говноедов не имеет представления о том, что такое настоящая музыка... Я упомяну о тебе в своих мемуарах. Давно побираешься? Один живешь? Когда приехал?.."
Аудиенция закончилась.
III
Пришлось искать такси - как ни мало это согласовалось с моим одеянием. Шофер оглядел меня из-за стекла, собираясь отъехать, я замахал руками. Шофер опустил стекло и осведомился насчет платежеспособности. Я сунул ему купюру и плюхнулся на заднее сиденье. Машина остановилась возле моего дома; чтобы не привлекать внимания, я попросил въехать во двор, выскочил, не теряя времени, взбежал по черной лестнице. Я опаздывал.