У ведуна от услышанного быстро завяли уши, однако его матушка речью осталась довольна и даже пару раз подмигнула сыну. Дескать, глянь, как девица на тебя запала. Сама не своя. И не изменит никогда, и скупостью в трудный день не попрекнет, и уют обеспечит, и характером сошлась. Чего еще от будущей жены нужно?
Не дожидаясь, когда рабыня перейдет к воспоминаниям о детстве, а также их общих приключениях, ведун снова налил ей рюмочку, потом еще. Девушка вместо тостов восхитилась текущей из кранов водой, «ящиком с зимой», «самомоющимся» туалетом, после чего резко сомлела и заснула, привалившись к плечу господина.
– Алкоголичка! – недовольно фыркнул Олег.
– Сам ты алкоголик! – вскинулась женщина. – Она весь день на ногах. То готовит, то убирает. Твой свинарник наконец-то вычистила. Устала за день. Ты бы хоть небольшое уважение к ее чувствам проявил, чурбан стоеросовый! Я, может, сегодня впервые в жизни отдохнуть за день смогла. На диване посидеть, а не крутиться с утра до вечера, как белка в колесе.
– Ну, если она тебе так нравится, тогда я ее к себе поселяю.
– То есть как это «поселяю»? – насторожилась матушка.
– Как свою пленницу. Будет здесь жить, ночью у меня спать, днем за тобой ухаживать.
– Подожди, Олег! Я вовсе не это имела в виду… Я же ее не знаю совсем! А вдруг… И потом… У нее же свой дом есть, родители…
– Не бери в голову. – Середин поднял Урсулу на руки и понес в соседнюю комнату.
– Подожди, Олег! – поспешила следом мама. – Ты ведь шутишь, да?
– Разве такими вещами шутят? – оглянулся ведун через плечо. – Она тебе понравилась? Значит, берем.
Отнеся невольницу на постель, Середин вернулся и положил на стол перед матерью лист бумаги и ручку:
– Вот, пиши. Что девушке нужно из одежды и обуви, какие размеры, чтобы на Урсулу подошло, сколько, как выбирать?
– Это какой-то бред, Олег, – мотнула она головой. – Ты можешь объяснить, что происходит?
– Почему бред? Издержки рабовладения. Пленницу нужно кормить, поить, одевать…
– Вы с ума посходили, малолетки?
– Почему «посходили»? Ты же сама видела, у нее из одежды даже носка нету!
– Но причем тут… Ты, что ли, ее одевать собираешься?
– Ты же сама сказала, что она тебя устраивает. Вот я ее и оставляю.
– Ничего не понимаю… – прикусила губу женщина. – Ты можешь мне внятно объяснить, что происходит?
– Она будет жить с нами.
– В качестве кого?
– Мама, не вдавайся ты в эти дебри, – небрежно отмахнувшись, предложил ведун. – Ты же знаешь нынешнюю молодежь. У нее свои странные игры, отношения, новые нравы.
– Это ты про кого?
– Про нас с Урсулой. Коли боги захотят, что-нибудь и получится. Главное, чтобы она тебе понравилась.
– Ладно, Бог с вами, – сломалась женщина. – Она и вправду хорошая девочка.
– Тогда пиши.
– Почему я? Ты у нее самой спроси, чего она предпочитает.
– Кого спросить? Забыла, как ты ее напоила? Она, дурочка, еще и завтра целый день похмельем маяться будет.
– Я-а напоила?! А кто ей тут подливал?
– Какая разница, кто? Главное, что спрашивать некого и незачем. Пиши, мама, пиши. И, если можешь, добавляй, сколько это стоить будет.
– Ладно.
Матушка приступила к работе, а ведун облегченно перевел дух: слава Сварогу, с пребыванием Урсулы у них дома проблем не будет. По крайней мере, первое время. Но радость его длилась недолго – до тех пор, пока женщина, пробежавшись пером по списку, не подвела снизу жирную черту:
– Вот, пожалуй, первое время этим можно обойтись. Если без верхней одежды, то тысяч в десять уложится.
– Сколько?! – выхватил у нее бумажку Олег. – Откуда столько? Ничего себе… Зачем ей столько трусов?
– Женщины, в отличие от тебя, охламона, каждый вечер моются и потом чистое белье надевают.
– Японский городовой! Фланелевый костюм, халат…
– Ей нужно в чем-то дома ходить?
– Джинсы, три юбки, столько же колготок…
– В джинсах делами заниматься, юбки – чтобы выходить. Не одну же ей все время таскать? А колготки вообще чуть не каждый день рвутся.
– Пять блузок…
– Какие-то в стирке будут, какие-то для смены. Красивые, повседневные. Разные.
– Спасибо, хоть туфли одни.
– И кроссовки.
– Японский городовой!
– А этого в списке не было.
– И без него неплохо… Даже если половину выкинуть – и то не меньше ста долларов получается.
– Чего ты так беспокоишься? Наверняка, у нее и из своей одежды что-то было.
– Было, да сплыло.
– Это как?
– Ну, утонуло.
– Где, когда?
– Нигде. Это я образно выразился. – Ведун спохватился, что сболтнул лишнее.
– Что, так серьезно? Ну, хочешь, я тебе тысячу рублей одолжу? Больше до пенсии не получится.
– Не нужно, мама, – отмахнулся Олег. – Я чего-нибудь придумаю. Не держать же ее взаперти, в самом деле? Что-нибудь соображу. Спокойной ночи, мама. Спасибо тебе за все.
– Ох, сынок… – Женщина жестом подозвала его к себе, обняла, прижала голову к груди. – Чудо ты мое… Ладно, беги к своей красавице. Как-нибудь разберемся.
Урсула, замотавшаяся во сне в покрывало – как сосиска в тесте, – вытянулась вдоль стены. Середин посмотрел на ее розовые пятки, на уткнувшиеся в стенку, неровно подрезанные ноготки, вздохнул, подобрал со стула ремень и открыл сумку. Денег в документах осталась какая-то мелочь. Плюс – доисторические монетки, что так и болтались на самом дне, под хрустальными подвесками от люстры.
Олег выложил стекляшки на стол, осмотрел, потом наклонился и вытащил из-под стола фанерный ящик со всяким хозяйственным мусором, который держал на всякий случай. Обрезок капроновой веревки для белья лежал сверху. Середин аккуратно разделил его на пять волокон толщиной миллиметра в два, протиснул одну из получившихся нитей в отверстие на «капельке», сложил вдвое, затянул узел у самого грузила, потом – на локоть выше, и еще один – выше примерно на полторы ладони. Отрезал лишнее, просунул руку в петлю, взмахнул получившимся оружием. Вид у кистеня вышел донельзя праздничный, но ощущение он оставлял точно такое же, как и потерянный серебряный. А тем, серебряным ведуну доводилось кирасы рыцарские до ребер проминать.