— Папа! — Лиза снова бросила на шею отцу и разрыдалась.
— Елизавета Петровна, заклинаю вас — не открывайте матери, что вы нашли своего отца! Пусть он останется лучше со мной — здесь. Вы только подумайте, что она сделает с вашим батюшкой, если узнает обо всем?! — Марфа осторожно тронула Лизу за плечо.
— Ложь? Опять ложь? Вы ее уже столько нагромоздили! Не пора ли остановиться? Моя мать совершила много ошибок и изломала жизнь многим людям, — горячилась Лиза. — И только из-за того, что вы уже когда-то все решили за нас, за всех нас! Да как вы смели?
— Лизонька! Я все исправлю! Я даю слово князя Долгорукого! — Петр сделал попытку приподняться.
— Ничего ты не можешь исправить! — резко сказала Лиза. — Все плохое уже случилось. И теперь ты и в самом деле мертв для меня!
— Вот видишь? — воскликнула Марфа. — Я предупреждала вас, Петр Михайлович! Им нет до ваших чувств и до вашей души никакого дела! Я знала, что однажды кто-то из них придет в этот дом и обвинит вас в том, что когда-то вы осмелились полюбить! Вот поэтому я прятала тебя ото всех!
— Марфа? — Долгорукий посмотрел на нее, словно впервые увидел. — Прятала? Что это значит?! О, Господи, письма!.. Ты не переслала ни одного моего покаянного письма детям?!
— Нет! — гордо ответила Марфа.
— Так ты лгала мне?!
— Я защищала тебя. Я боялась за тебя. Я берегла тебя. Я хотела защитить нашу любовь, и я буду защищать ее до последнего вздоха!
— Святые угодники! — Долгорукий откинулся на спинку дивана. — Каждый день, превозмогая боль, я учился ходить, чтобы, в конце концов, добраться до своих детей и вымолить — на коленях вымолить у них прощение! А ты обрекла их на сиротство при живом отце? Лиза! Помоги мне встать.
Лиза тотчас же бросилась к отцу, но опомнилась и остановилась.
— Папа, ты только не двигайся, миленький! Я сейчас, я быстро — здесь рядом Никита, тот что у Корфов служил. Он нам поможет.
— Петр! Одумайся, — Марфа бросилась перед князем на колени, едва только Лиза выбежала из гостиной. — Останься, Христом-Богом прошу! Все, что захочешь, для тебя сделаю. Только останься!
— Я едва не потерял из-за тебя детей. Я должен исправить это. И прости — но даже вся твоя любовь не в силах заменить их для меня…
Глава 5
Возвращение блудного отца
«Ах, какое прекрасное утро!» — с восторгом подумал Андрей Платонович Забалуев, потягиваясь на мягкой и теплой перине. Снежок искрился на солнце, на небе — ни облачка. «Я жив и здоров, я свободен, и скоро буду снова на коне — при деньгах и удовольствиях, какие только пожелаю. Если этот маменькин сыночек думает, что Забалуева можно не принимать всерьез, то он глубоко заблуждается. Нет, князьку придется раскошелиться, а мне пора бы уже и вернуться к нормальной жизни».
Забалуев вытянул руки вперед и сделал гимнастику для пальцев — тонких ловких пальцев игрока. Забалуев истосковался по азарту и зеленому сукну. Он с большим трудом переносил необходимость соблюдать приличия, вести светские беседы под сладенькие настоечки и расписывать с княгиней долгими вечерами пульку по маленькой. Забалуев жаждал крупных, рискованных ставок, ему было душно в домашней гостиной — хотелось полной грудью вдыхать сигарный чад, витающий над столами в игровом клубе.
Забалуев не был изнеженным сибаритом, но он любил жизнь с ее самыми острыми удовольствиями. Скачки — ставки, рулетка — ставки, карты — ставки, проигрыш — выигрыш. И особенный, главный момент — это когда фарт пошел. Когда ты еще не знаешь, каков окажется результат, но игра завертелась до необратимого, и тебя втягивает под колесо. Восторг, близость абсолютного предела — мечтаний, жизни… Кровь беснуется в жилах — то носится по ним, одуревшая от вина и возбуждения, то припадает к вискам и топит голову в вязкой сладковатой жиже.
«Но ничего, ничего, — улыбнулся Забалуев своим самым дорогим и желанным ощущениям. — Доведу эту игру до конца и все! Тут же в карету, и — в Петербург. А то еще лучше — в Ниццу. Если князь окажется не дурак, он сочтет за лучшее от меня откупиться, но конечно и я себя в обиду не дам, за дешево не отделаются. Развода захотел, Андрей Петрович? А пусть попробует, я им не какой-нибудь граф Суворов — обобрать себя не дам и в монастырь не сбегу. Хочет для сестры свободы — пусть положит мне годовое пособие в счет приданого, да еще поможет должок мой закрыть».
Вконец разорившийся на игре Забалуев успел залезть и в казенный карман, да спрятать растрату не успел — дернул же черт княгиню на преступление! Атак все было хорошо придумано — влиятельный и обеспеченный жених, готовый породниться с наследницей солидного состояния и родового имени. А что жених не молод, так оно и лучше, по сторонам смотреть не станет, дом будет укреплять. Все рассчитал, кроме одного — недооценил Забалуев будущую свекровь. Ох, недооценил!..
Забалуев оделся и вышел в гостиную. Долгорукая уже сидела там на своем излюбленном диване — разнаряженная и разрумяненная, как кукла. Она по-совиному крутила головой, зорко оценивая каждого входящего, и стращала и так, и эдак крутившуюся вокруг нее Татьяну.
— Да отойди ты, надоела мне, — махала на нее руками Долгорукая. — Ты кто?
— Господи, барыня, — чуть не плакала Татьяна. — Таня я, прислуга ваша. Вы меня совсем не помните?
— Таня? — княгиня как будто погрузилась в отдаленные воспоминания, но ничего там не найдя, просто решила смилостивиться. — Так и быть, ладно, — помню, помню. А чего тебе надобно от меня?
— Чай я вам принесла — ваш любимый.
— Что же ты врешь, что прислуга? — оттолкнула Долгорукая чашку. — Если и впрямь ты у меня в услужении, то знать должна, что я шоколад люблю, горький и горячий.
— Откуда шоколад-то? — расстроилась Татьяна. — Мы ж в Петербург уже сто лет не ездили.