* * *
Все утро следующего дня Симмонса не покидало какое-то тяжелое чувство. Он медленно укладывал свой рюкзак, когда во двор дома с лыжами на плече вошел этнограф Джон Харпли.
- Реджет предложил мне сопровождать вас, если вы, конечно, не возражаете, - сказал Харпли. И прибавил с несколько натянутой улыбкой: - Вы же знаете, что меня почему-то считают в колонии единственным авторитетом во всем, что касается джаатов.
- Я очень рад, что вы пойдете со мной, - с жаром воскликнул Симмонс. Бог свидетель, что я нуждаюсь в помощи. - Он благоговел перед знаниями Харпли.
Бродячая собачонка некоторое время бежала за ними. Харпли молчал; несмотря на заверения Симмонса, он явно боялся показаться навязчивым.
- На первый взгляд, джааты ничем вроде бы и не отличаются от туземцев на других планетах, - начал Симмонс, чтобы ободрить Харпли, - но чем больше я с ними встречаюсь, тем больше непонятного я нахожу в них.
- Я согласен с вами! - Эта тема волновала Харпли, и он сразу же потерял всю свою сдержанность. - Но в чем тут дело? Ведь все разумные существа, объединяющиеся в коллективы, характеризуются определенными особенностями назовем их "благоприобретенными", или "социальными", - которые необходимы не только для существования их как рас, но и для нормальной деятельности их общин. Сюда входят, между прочим, уважение к закону, понимание значения совместного труда, а также долга по отношению к другим, может быть, эмоции сочувствие, нежность... Короче говоря, все то, что охватывается старым, как мир, изречением: "Не относись к другим так, как ты не хочешь, чтобы относились к тебе". Вот в этом отношении джааты и земляне как расы схожи между собой. Что же касается различий, то они относятся к более фундаментальным характеристикам. - Он замолчал и бросил нерешительный взгляд на Симмонса.
- Да, да. Я вас слушаю, - отозвался тот.
- Фундаментальные же характеристики какой-либо расы разумных существ более глубоки и менее очевидны. К ним можно отнести всевозможные инстинкты, семейные обычаи и целый ряд других особенностей. Вот их-то гораздо труднее раскрыть и понять. И в этом причина того, что мы не понимаем джаатов.
- Вряд ли все это так просто, Джон. - Они вышли уже из города и остановились у небольшого кладбища, чтобы надеть лыжи. - Я бы хотел рассказать вам одну историю, которая произошла со мной вскоре после того, как мы поселились здесь. Однажды, бродя по сопкам, я заблудился и попал в одну из деревень туземцев. Вы ведь помните, в те времена они относились к нам не так враждебно, как сейчас. Так вот, они как раз намеревались кого-то хоронить. Один из джаатов, довольно молодой на вид, обошел собравшихся и попрощался со всеми. И вдруг я понял, что это именно его-то и собираются хоронить.
Симмонс остановился и перевел дух.
- Я до сих пор еще не верю тому, что тогда увидел. Джаат лег на землю; и тут на несколько секунд что-то отвлекло мое внимание. Когда же я снова посмотрел на него, он был уже старым, очень старым. И он перестал дышать. Он умер!
- Я слышал о подобных вещах, - подтвердил Харпли, - и я много размышлял над этой их странной способностью. Сопоставив факты, я пришел к выводу, что этот присущий им дар может проявляться иногда и совсем иначе. Ваша история, пожалуй, есть лишь частный случай какого-то единого закона. В вашем рассказе речь шла об одном джаате, который взял да и умер. Но были ведь и такие случаи, когда эта их непонятная способность распространялась и на других. Так, однажды я стоял на вершине сопки и наблюдал за джаатом, который шел внизу по берегу реки на расстоянии каких-нибудь четырехсот метров от меня. Когда он приблизился к опушке леса, я увидел одну из этих больших тигроподобных тварей; вы знаете их, конечно, - ну тех, которые размножаются делением. Хищник притаился на ветках дерева. Я крикнул, чтобы предупредить джаата об опасности, но он был слишком далеко от меня, чтобы услышать. Зверь прыгнул вниз, прямо на спину джаата. Я отчетливо видел, как его когти глубоко вонзились в тело жертвы.
Я бросился к ним. И вот здесь произошло что-то странное. Я знаю, я не мог свернуть в сторону, я не мог заблудиться - я бежал прямо к ним, и, однако, оказался вдруг у подножия сопки, в стороне от того места, где только что был. Я снова бросился в лес. Но когда я нашел наконец место, где разыгралась эта трагедия, - и джаат и зверь исчезли. Спустя несколько минут я увидел какого-то туземца, взбиравшегося на сопку, но уже на противоположном берегу реки... И это-таки был тот самый туземец! Я оглянулся вокруг, чтобы убедиться, что все это мне не приснилось: я нашел следы, оставленные зверем. Я даже взобрался на то дерево и увидел на его стволе глубокие царапины от когтей. Но на земле я не мог обнаружить ничего, что свидетельствовало бы о борьбе. Ни крови, ни следов на песке. И, однако, я видел ведь собственными глазами, как зверь напал на джаата.
- Вот видите, - с жаром воскликнул Симмонс. - Два совершенно разных события, и одно непонятнее другого. Как же вы их объясняете?
Харпли покачал головой:
- Никак я их не объясняю. Для джаатов этот дар, по-видимому, является таким же естественным, как для нас - наши пять чувств. Возможно, все дело здесь в какой-то паранормальной способности.
- Не понимаю, что вы хотите этим сказать.
- Ну, скажем так: они могут контролировать деятельность желез и клеток тканей. Ведь это объясняет тогда историю с похоронами, не так ли?
- Но не случай со зверем.
Харпли улыбнулся, пожав плечами.
- Если бы моя теория объясняла все известные факты, то мне не надо было бы и искать другого ответа на вопрос. Все, что я могу сделать в настоящее время, - это предложить более или менее разумную гипотезу.
В этот момент они увидели впереди, на склоне сопки, ожидавшего их джаата.
* * *
- Это и есть ваш туземец? - спросил Харпли.
Симмонс кивнул головой.
- Так что ж, пошли к нему... - Харпли замолчал, увидев, что джаат сам направляется к ним.
Когда стало ясно, что туземец не заговорит первым, Симмонс сказал:
- Наш губернатор хотел бы, чтобы вы пересмотрели ваше требование.
Джаат ничего не ответил; только черты его лица почти неуловимо изменились, отчего оно сразу стало замкнутым. Симмонс решил сразу сделать последнюю попытку:
- Может быть, мы можем предложить вам что-нибудь, чтобы сохранить мир? - спросил он.
Джаат сделал резкий жест рукой:
- Это не выход. Вы - дети. - Джаат изъяснялся короткими фразами, и в голосе его звучало нетерпение. - А дети не могут вести себя разумно.
Харпли встрепенулся; последняя фраза задела его.
- По-вашему, мы недостаточно цивилизованы? - спросил он удивленно.
- Как раса вы слишком молоды. Для того, чтобы достичь зрелости, нужны многие тысячелетия.
- Но мы пока что не нашли еще в Галактике более цивилизованной расы, чем наша, - сказал Харпли с вызовом.
Джаат помедлил, подыскивая, вероятно, нужные для ответа слова.
- Ребенок поступает, не задумываясь о будущем, - сказал он наконец. Молодые расы ведут себя так же. Вы, люди, развиваетесь, не давая себе труда подумать о границах, налагаемых самой природой. Вы неразумны. Вы хищнически относитесь к природным богатствам, вы истощаете почву, не зная предела. Разве так может поступать раса, достигшая зрелости?
- А что же нам еще делать? - растерянно спросил Харпли; в его голосе уже не было той уверенности, как прежде.
- Вам надо было развивать то, что кроется в вас самих... А теперь, сказал джаат, уставший, по-видимому, от разговора, - нам нужен ваш ответ.
Симмонс сделал беспомощный жест рукой. Харпли промолчал.
- Ну, что ж, тогда мы примем меры.
* * *
Они повернули назад, к городу, и шли молча, погруженные в свои мысли. Когда они достигли места, с которого открывался вид на долину, Харпли схватил Симмонса за руку.