Обречённо вздохнув, Денис кивнул. Пока официант элегантно разносил холодную водку в запотевших рюмках, и все вразнобой прославляли рождение нового сталкера, тот отсчитывал деньги. Оставалось на одну еду. А что делать завтра? А потом, если ничего не попадётся? Но тут повар, наблюдавший за событиями в баре из приоткрытой двери кухни, поманил Дениса к себе. За две недели он привык к работящему пареньку и теперь шёпотом поведал ему, что готов всё оставшееся время кормить его почти даром, то есть продавать лапшу всего в три раза дороже, чем в магазине, а остатки солдатской еды, если таковые будут, скармливать совершенно бесплатно. «Как собаке», - подумал Денис, но обижаться сил не было. Да и на что обижаться? Повар был искренне уверен, что делает доброе дело.
После ужина мальчишка с огромным трудом заставил себя привести в порядок одежду и завалился спать на свободную койку в комнате охранников, понимая, что завтра в семь утра он просто обязан отправиться на поиски и найти что-нибудь более ценное, иначе за оставшееся время он не накопит даже на обратный билет.
11
Шагая по заросшей молодой полынью бывшей просёлочной дороге, я продолжал обдумывать план поисков Дениски. Мысль об обращении к военным я отбросил сразу: как именно они отыскивают и выдворяют из Зоны, помнилось очень хорошо. Спросить учёных? Но они, как истинные служители науки, думают только о своих экспериментах и наблюдениях и не запомнят мальчика, даже если проведут с ним бок о бок целый день. Интересоваться у каждого встречного сталкера? Этак жизни не хватит, не то, что командировки. Ладно, доберусь до места, а там буду действовать по обстановке.
Деревянный посёлочек, который был жив в моей памяти, сменился таким роскошным, по местным меркам, населённым пунктом, что я даже немного растерялся. Маленькие, но добротные домики имели дворы или палисадники; выделялось цыплячье-жёлтой окраской почтовое отделение; а бар, судя по наружной рекламе, предлагал не только еду и выпивку, но даже вечерний бильярд и ночной стриптиз. Однако! Растёт общество.
По улице, не обращая на меня внимания, то и дело проходили люди. Я выбрал мужика в годах и рискнул его остановить:
- Батя, не знаешь, туда ли я попал? Мне бы бар, где четверть века назад Михалыч хозяйствовал.
Он смерил меня с ног до головы удивлённым взглядом и только потом ответил:
- Эва, куда хватил! Зона-то давно расширилась, слыхал, небось? (Я кивнул). Скачком, значит, раз – и здравствуйте, я тут. Тот посёлок она сразу и заглотила. Все, значит, вещи в охапку, и подались границу догонять. Так что в баре твоего Михалыча давно уже, верно, кровосос какой-нибудь шустрый заправляет, по сути родня прежнему хозяину.
- А сам Михалыч где?
Мужичок насторожился:
- А ты кто таков будешь? Не из органов, случаем? Так мы тут живём, никому не мешаем, официально, значит, прописаны. Я вот при баре уборщиком работаю и сторожем. Даже книжка трудовая имеется.
Я успокоил его, уверив, что не из органов и вообще нахожусь здесь как частное лицо. Просто, мол, потянуло взглянуть на места своего детства. Мужичок прищурился:
- Даже детства? Детства, говоришь… А как тебя в том самом детстве кликали?
- Крошка Ру, - отчеканил я без запинки. В лице мужичка мелькнуло узнавание:
- Так-так. А за периметр-то ты один бегал или с кем-то?
Перед глазами как живой встал мо наставник, мой проводник, мой друг.
-С Чижом я ходил. Погиб он. Военные убили.
Мужичок махнул в сторону крепкого бревенчатого дома и взял меня за рукав:
-Пошли вон ко мне, поговорим. Мне на работу к вечеру, времени вагон и маленькая тележка.
Я, конечно, согласился. Мы перешли дорогу, открыли калитку и попали в маленький аккуратный дворик. Наличники дома были покрашены голубым, а на клумбах радовали глаз первые цветы. Я не удержался:
-А чего же такую красоту за глухим забором держать?
-Глухой забор от гостей непрошенных бережёт. Особенно от двуногих. По мне, так и вообще всяко пестроты не надо. Я за годы к серо-коричневым тонам привык. Это хозяйка моя чудит.
Ну конечно, тут чувствовалась женская рука, как же я не понял сразу! В домике тоже было всё аккуратно. Самодельные половички, узорные занавески, даже рыжий кот на подоконнике.
-Раздевайся, гостенёк, сейчас стол накрою, как смогу - баба моя на работе.
Он шустро вытащил кое-какую деревенскую снедь и торжественно водрузил в центр стола початую бутылку водки. Я решил не отставать и вытащил из рюкзака ещё одну – с фирменной этикеткой. Хозяин радостно хмыкнул и бодро потёр ладони. Теперь я без сомнения перешёл в категорию «своих».
Опрокинув по чарочке «за приезд», мы перешли к делу.
-Давай сперва я о себе скажу чуток, - начал мужичок. – Меня кличут Бизоном, помнишь, небось?
Я не помнил и не стал этого скрывать. Лучше так, чем завопить «Как же, помню, здорово!» - а потом окажется, что никакого Бизона и в помине не было, это проверка. Хозяин воспринял нормально.
-Не помнишь - не беда. Я пришёл где-то за неделю до гибели Чижа. Я-то тебя запомнил, всё-таки пацан, а мне тогда уже двадцать шесть было. Эх, годы золотые… Нет, меня не развезло, не думай – чего там, с одной стопки-то. Короче, когда Зона шагнула и нас накрыла, многие домой подались. А я остался. Построились мы, жить стали. А Михалыч прибаливать начал. Словом, через год после того продал он своё дело и смотал удочки. Поехал дочерей замуж отдавать. Всё переживал, что такое прибыльное дело за бесценок продал. Но по моему мнению, никак не мог он внакладе остаться. А новый хозяин развернулся тут вовсю. Смог посёлку официальное место выхлопотать, люди поехали. Жильё есть, работа есть – что ещё надо? Опасно, конечно, ну так и едут бесшабашные. А я, вишь, домой возвращался. И не раз. Поживу-поживу – нет, не могу! И снова обратно. Но успел в наездах своих жениться и двоих сыновей родить. Да, сумел вот – видно, организм уж шибко здоровый от мамки получил. Пацаны подросли, разъехались. Жена потосковала – и полгода назад ко мне перебралась. Живём, работаем – она на почте трудится. Такой вот у нас посёлок. А что может быть лучше официального прикрытия неофициальным сталкерам? Вот какие дела. А от детства твоего, Крошка Ру, тут ничего и нет. Может, сходишь в Зону – что и отыщешь, если не сгнило. Я-то давно уже не хожу. Зона – она здоровья не прибавляет.
Понимая, что хозяин ждёт от нового человека интересного рассказа, я поведал о своей семье, о работе, а потом объяснил, зачем я действительно сюда приехал. В конце концов, если всё время таиться, то ничего сам не узнаешь. Хозяин сосредоточенно нахмурился, машинально жуя шкурку привезённой мной ветчины. Потом покачал головой:
-Нет, не припоминаю. На днях проходили двое чужих, так они давно не мальчики. Я, пожалуй, сегодня в баре порасспрашиваю; может, кто что видел, пока я не видел. Тьфу. Ну ты понял, в общем. А ты не вздумай в гостиницу идти – обижусь кровно. У нас для тебя места хватит.
Я не стал отказываться. Мы ещё посидели, вспоминая, как водится, дни золотые, молодость, когда и дождь был не такой сырой, и артефакты крупнее, да и мутанты милее, что ли…
К вечеру домой вернулась жена Бизона – маленькая пожилая женщина в строгом костюме. Она сердечно поздоровалась, следуя правилу: друг моего мужа – мой друг. Хозяин познакомил нас, в двух словах описал ситуацию, безапелляционно заявил, что жить я буду у них и, чересчур уверенно ступая, отправился на работу. Хозяйка, назвавшаяся Анной Васильевной, не ахала над побегом из дома моего Дениски, не всплёскивала руками и не рассуждала о падении нравов современных подростков. Она просто спросила:
-И как вы сына искать собираетесь?
-Ваш муж обещал порасспрашивать, - не очень уверенно ответил я.
-Да не было тут мальчонки, это точно. От такого события весь посёлок гудел бы. Знаете что? Я вот на почте работаю, и мысль у меня сразу о связи. Надо бы вам обзвонить все наши официальные и неофициальные населённые пункты, или по мейлу запрос послать. Так быстрее будет и надёжнее. Если где объявился – сразу скажут.